Однако почему так упорствовали журналисты? Почему продолжали писать об этом? Ничего нового не появилось, хотя прошло уже два дня. Айрис сказала, что, по ее мнению, у них есть некая информация, которую невозможно опубликовать, не найдя надежный источник. Вот над этим они сейчас и работают, чтобы было на кого свалить ответственность. В пятницу после обеда Айвор поехал в Рамбург вместе с Джульеттой. Это был храбрый поступок: сначала пришлось пробраться сквозь толпу репортеров и фотографов к машине. Потом он рассказал мне, что самым трудным было провести Джульетту.
Мой шурин немного подумал, потом бросил:
– Нет, самым трудным было удержаться и не двинуть в челюсть парню из «Сан». Это красивое выражение, правда? Его еще кто-нибудь употребляет?
Мне лишь осталось сказать, что он правильно поступил, и в тот момент я почувствовал себя ханжой. Еще более смелым поступком было встретиться лицом к лицу с избирателями в Морнингфорде, а Айвор сделал это в субботу. Он провел прием как обычно. Кто-то спросил у него, почему он платит пенсию человеку, который пострадал из-за неосторожного вождения. Такие вопросы не должны задавать избиратели, которые приходят к своему члену парламента за помощью, но Айвор на него ответил, или, правильнее, он сказал, что против Дермота Линча не было выдвинуто никаких обвинений, поэтому нельзя сказать, допустил он неосторожность или нет. К тому времени Айвор уже видел воскресные газеты или одну из них, самую главную. Она опубликовала сенсационное сообщение. На первой странице было помещено интервью с женщиной, которая назвалась подругой Хиби Фернал, но пожелала остаться неизвестной.
Я сказал, что Айвор видел эту газету, но не прочитал статью внимательно. В Рамбург-хаус регулярно приносили «Таймс», а этот таблоид мой шурин купил уже после того, как припарковал свою машину на Маркет-сквер в Морнингфорде. Он краем глаза оценил заголовок, фотографию Хиби и прочел первую строчку одного из абзацев. Потом его представитель спустился по лестнице поздороваться с ним, и ему пришлось пройти сквозь строй ожидавших его людей.
Можно предположить, что Джерри Фернал отказался беседовать с журналистами, как и его жена Пандора. Когда я увидел газету и прочел статью, то меня охватила необоснованная надежда (как чувствительного отца), что сын Хиби, Джастин, еще слишком мал, чтобы понять то, что в ней написано, и что никто ему никогда этого не расскажет.
Айвор вернулся в Рамбург-хаус. На тот вечер и следующий день у него не было запланировано никаких дел, поэтому он решил вернуться в Лондон в воскресенье утром. К тому времени он уже дважды прочел интервью анонимной женщины с журналистом, сидя в своей машине, припарковав ее у ворот фермы на тихом участке проселочной дороги. Она говорила о развратности Хиби, о том, что та тратила деньги своего трудолюбивого мужа на «других мужчин». Хиби не проявляла должной заботы о своем ребенке, сообщала она, бросала его ради свиданий с любовником «два или три раза в неделю» и часто возвращалась домой «на рассвете». Любовник подарил ей жемчужное ожерелье стоимостью в семь тысяч фунтов, а она сказала мужу, что купила его в одном из универмагов. Имя Айвора не упоминалось – она его не знала, – говорила только, что любовник Хиби был «важным человеком в правительстве», хотя в то время он им не был. Айвор прочел это интервью три раза. Когда он снова дошел до того места, где говорилось, как часты были его встречи с Хиби, то вслух произнес: «И надо же было так повезти».
Стоял прекрасный, теплый для октября день. Айвор видел еще не вспаханные поля ячменя, белые от цветущих ромашек. Я говорю это не для того, чтобы расцветить свой рассказ. Так он описывал мне то, как сидел в автомобиле и снова и снова перечитывал это интервью.
Айвор не показал газету Джульетте или матери. Он был английским джентльменом старой школы, несмотря на свои шокирующие сексуальные пристрастия, и считал правильным оградить близких от любых неприятностей, если это в его силах. Конечно, они должны узнать об этом, и это произойдет достаточно скоро, но не сегодня, не в такой прекрасный день. Они с Джульеттой отправились на ланч, а потом долго гуляли по владениям Рамбург-хауса, через поля к реке и обратно проселочными дорогами, минуя деревню. Я хорошо знаю этот маршрут, мы с Айрис и с новорожденной Надин ходили по нему много раз.
В какой-то момент этого вечера, готовясь к отъезду, Айвор, наверное, прошел в кладовую в глубине дома и забрал то, что ему нужно было взять с собой в Лондон утром.
Пока мой шурин сидел в своей машине по дороге домой из Морнингфорда, Шила Атертон, мать Джейн, находилась в квартире дочери, где и нашла дневник Джейн под половицей. Я знаю, что это произошло именно тогда или, по крайней мере, в то самое утро, потому что она назвала Джульетте дату и время своей находки, когда прислала ей копию. Бедная миссис Атертон ходила по однокомнатной квартире и заметила, что одна из половиц немного отстает. В квартире Джейн не было ковров, только самодельные половички, Шила сдвинула в сторону один из них, подняла незакрепленную половицу и нашла дневник, скрепленные вместе листы формата А4.
Если бы журналисты узнали о нем, они постарались бы завладеть этими записями. Но это им не удалось. Шила Атертон отдала его полиции, хотя явно не сразу. В конце концов они арестовали убийцу Джейн, и, должно быть, сделали это после того, как мать Джейн передала им рассказ дочери о том, что случилось с нею в квартире Линчей. Почему она послала копию дневника не Айвору, а Джульетте? По злобе? Из мести? Я не знаю. Вы уже должны были понять, как Джейн ненавидела Айвора и презирала его. Вы можете понять, сколько всего было скрыто на этих страницах, исписанных мелким почерком отчаявшейся женщины. Именно потому, что она послала его Джульетте, я смог включить его в это повествование, безусловно заручившись разрешением миссис Атертон.
Что случилось с одеждой Хиби? С той сексуальной, вызывающей смущение одеждой стриптизерши, которую бедняжка Джейн надевала, чтобы проверить, как она сможет соблазнить мойщика окон. Была ли она на ней, когда Шон Линч пробрался в квартиру? Скорее всего, ее мать нашла эти вещи в чемодане в шкафу и выбросила.
Глава 29
Менхеллион ни разу не упомянул имя Шона Линча, что, безусловно, говорит о его уме и профессионализме, но оно просвечивало в каждой строчке. Он выложил всю предысторию жестокого убийства. Мы предоставили Айвору возможность самому связаться с нами; по крайней мере, мы ждали до вечера воскресенья, но напрасно. Только около семи часов он позвонил нам, и, срочно вызвав няню и оплатив ей время в двойном размере, мы помчались к нему домой.
Его мать и Джульетта выполнили его просьбу, и Айвор был один. Он постарел на десять лет. Его волосы не поседели за одну ночь, потому что, вопреки всеобщему убеждению, так не бывает, но нам показалось, что в них стало больше седины, чем когда мы видели его в прошлый раз. Он ничего не ел с тех пор, как утром уехал из Рамбурга, но пил много виски, а к нашему приезду перешел на красное вино. Айрис обнаружила, что холодильник полон еды, заготовленной предусмотрительной Джульеттой, и сделала нам сэндвичи.
– Кто-нибудь завтра задаст вопрос в парламенте, – сказал Айвор.
