Книга Мужчины на моей кушетке - Брэнди Энглер

Размышляя о каждом из случаев, описанных в этой книге, я осознала, что за первый год работы с мужчинами наибольшим «просветлением» для меня стало рассеяние мифов, которые рассказывают друг другу женщины, когда пытаются понять мужчин.

Эти басни повторяются так часто, что кажутся правдой, даже если где-то в глубине души мы понимаем, что они грубое упрощение. Прежде всего вездесущий стереотип: мужчины как-то разделяют секс и любовь. Следующее клише: все, что хотят мужчины, — это секс, они хотят его постоянно, и тот секс, которого они хотят, сосредоточен исключительно в гениталиях. Наконец, третий миф: все это вызвано биологическим импульсом внедрить свою сперму повсеместно.

Многие из нас просто смиряются с этим, поскольку «так уж устроены мужчины». Однако когда я разговаривала с мужчинами, вроде бы воплощавшими эти самые мифы, хватало всего нескольких сеансов, чтобы обнаружить, что мужские сексуальные мотивации на самом-то деле не так уж отличаются от женских.

Мужчинам не так уж легко отделять секс от любви. Я осознала, что любовь является настолько центральным элементом нашей человечности, что мы не можем отделить себя от потребности дарить и принимать ее. Потребность в любви пропитывает все, что мы делаем, включая секс.

Я заметила, что мужчины, которые тянутся к безличному сексу, анонимным партнершам, бессмысленным знакомствам в барах, проституткам и т. д., все равно жалуются, что им нужно больше страсти. А страсть отличается от похоти тем, что требует присутствия «я».

Вот откуда я беру свои идеи о совершенствовании близости, они не мои проекции, они слетают прямо с неудовлетворенных уст мужчин. Они просят о ней. Думаю, люди хотят секса, чтобы что-то значить, чтобы быть особенными.

Я не говорю, что секс всегда должен быть выражением любви или что секс без любви — это плохо или неправильно. Маленькое отступление: я признаю наличие обоснованных аргументов в пользу удовольствий «безличного» секса. В нем есть побег от индивидуальности и способность радоваться чисто плотской стороне своей природы, без «багажа», который прилагается к эмоциональной привязанности к конкретному человеку.

В подобных взаимодействиях есть реальное чувственное удовольствие. Однако в реальности мужчины на моей кушетке стремятся не к этому.

Я всегда стараюсь не навязывать пациентам свои идеалы любви. Пациенты сами неизбежно подводят к ним разговор, с чего бы он ни начинался. Думаю, это потому, что секс возникает в контексте отношений, и поэтому отношения буквально пропитывают сексуальный акт. Даже без присутствия отношений все равно остаются человеческие эмоциональные потребности помимо плотских, которые вторгаются в секс, — и именно в этот момент они становятся наиболее интересными для меня.

* * *

Для моих пациентов секс стал суррогатом любви. То, что они не могли получить эмоционально, о чем не осмеливались просить, они искали с помощью секса. Секс замещал стремления их эго, их желание быть особенными, важными, могущественными, привлекательными.

Секс занимал место всего, что мать, жена или проститутка не могли или отказывались им дать. Однако он по большей части был замещением того, что мои пациенты не умели почерпнуть изнутри самих себя. Вместо того чтобы научиться заботиться о себе, они обращались к фантазии, созданию сценариев и поискам актрисы, которая сыграла бы в них главную роль. Такие мужчины надеются, что женщина интуитивно поймет их желания и воплотит в себе. И все это не имеет никакого отношения к реальной женщине.

Это не любовь, ибо сам акт со всем его драматизмом и силой выражения на самом деле ничуть не глубже взаимодействия, к примеру, с кассиршей в супермаркете.

У меня как-то был пациент, очень успешный композитор-песенник. Во время нашего первого сеанса он сказал мне:

— Я пишу песни о любви, чтобы заработать на жизнь, но не верю в любовь. Я просто делаю это за деньги.

Я сочла весьма показательным то, что это было первое заявление, которое он пожелал сделать. Из всего, что он мог рассказать о себе, начать он решил именно с этого.

— Это иллюзия, — продолжал он, — феромоны, дофамин… Все в сухом остатке сводится к сексу. К воспроизводству. Любовь — романтическая фантазия.

Реплику, которая звучала бы более банально, трудно было придумать.

— Вам хотелось бы, чтобы любовь была реальной? — спросила я.

— Нет, я хочу жить в реальности.

— А реальность — просто биология?

— Ну, ладно. Когда люди распинаются о том, что они влюблены, на самом деле они говорят: «Этот человек помогает мне хорошо относиться к себе». Вот почему в данный момент я чувствую себя дерьмо дерьмом. Моя бывшая подружка — полный отстой!

— В таком случае, если все это только биология, просто примите это как факт. И радуйтесь!

Он встал и начал расхаживать по кабинету.

— Мне нужно двигаться, — пояснил он. — Ненавижу эту психоаналитическую чушь, мол, «давайте присядем» и всякое такое. Неужто это кому-то помогает? А я здесь для того, чтобы мне помогли.

Потом он снова уселся, но на этот раз выбрал табурет у моих ног и принялся близко рассматривать меня, молча, словно пытался прочесть по моему лицу что-то обо мне. Я уставилась на него в ответ, приподняв брови и втайне слегка нервничая.

Затем он резко поднялся и начал снова расхаживать.

— А вы хорошенькая, знаете?

— Вы отвлекаетесь, — сказала я. — Мне казалось, вы хотели, чтобы вам помогли?

— Прошу прощения, у меня расстройство внимания, и я сегодня выпил слишком много кофе. Я сам не знаю, что говорю. Я растерян. Я весь сплошной хаос.

— Вы говорите, что любовь — это только биология, а я говорю: «Так что же? В таком случае наслаждайтесь ею».

— Нет, блин, тогда выходит сплошная пустота! — возразил он, возвращаясь на диван.

— Тогда что же вы хотите? — спросила я.

— Я хочу, чтобы это что-то значило .

— Так позвольте этому что-то значить!

— Но это бессмысленно.

— Полагаю, вы правы. Вы действительно сплошной экзистенциальный хаос!

— Если вы намекаете, чтобы я поменьше пил кофе и читал Кьеркегора, то прошу прощения! Детка, это мой мир!