Поппи же накинулась на Джилли:
– Утром первым делом тебе позвоню.
– Вдруг в это время меня будет тошнить, – счастливо произнесла Джилли и подхватила Сэма за руку. – Но все равно попробуй.
Когда все ушли, я начала наводить порядок. Ианта пошла наверх спать, а я разложила остатки ужина на тарелке, чтобы наутро отнести мистеру Сирсу.
В дверь кухни постучали. Я открыла.
– Можно войти? Я ждал в машине, пока гости разойдутся. – Натан был в пальто, ссутулившийся; у него был измученный вид.
– Уже очень поздно.
– Я знал, что ты так скажешь. Дай мне хотя бы пять минут – поговорить о нашем сыне.
Я посторонилась, и Натан прошел в кухню вежливой походкой гостя.
Он огляделся. Около раковины лежали пакеты с мусором, он взял их.
– Куда вынести?
– Ты знаешь.
Он отнес мусор, вернулся, закрыл дверь и прислонился к косяку.
– Как Ианта?
Я отвернулась и принялась убирать тарелки в буфет.
– Я не могу о ней говорить.
– Понятно. Извини, что я не смог помочь.
– Я этого и не ожидала.
– Роуз, посмотри на меня. – Я невольно обернулась. – Можно мне выпить? Потом я уйду.
– По-моему, вино закончилось.
– У меня в кабинете была бутылка виски.
– Я уже давно ее выпила.
Он метнулся ко мне, и не успела я опомниться, как прижал меня к столу. Поразительно, как запахи – в данном случае лосьон Натана – подстегивают память и будоражат чувства. Его глаза горели отчаянием, и он проговорил:
– Что бы я ни сделал, Рози… Роуз, я не хотел причинить тебе вред.
– Натан, зачем ты вообще пришел? У нас был такой счастливый вечер… – От всех переживаний и усталости у меня закружилась голова. Я его оттолкнула. – Сейчас неподходящий момент. И это бессмысленно. Что сделано, то сделано.
Он с грохотом опустился на стул.
– Это моя вина. Я так зол на самого себя… я перевернул всю семью, я теперь совсем не знаю своих детей…
Я налила воды и поставила чайник.
– Нет смысла никого винить – ни мне, ни тебе. Неужели ты не понимаешь? Мы оба были виноваты. Я должна была понять, что у нас что-то не ладится, и попытаться все исправить. Ты же не должен был поддаваться Минти, да ты бы и не поддался, если бы я поняла, что ты несчастлив. – Он вздохнул – это был вздох отчаявшегося человека.
– Может, поговорим о Сэме? Я так за него рада. А ты? Джилли ему подходит, и она поможет ему не замыкаться в себе.
– Наверное.
Я достала чайные пакетики.
– У тебя не очень счастливый голос.
– Это так неожиданно.
– Никто об этом не знал. Это вовсе не потому, что тебя оставили в стороне – я тоже ничего не замечала – какой-то детектив. – Я мрачно улыбнулась.
– Да уж.
Я опустила пакетики в кипяток и уставилась в чашку.
– Ты расскажешь Минти о ребенке?
– Пока нет. У меня нет сил. Это тяжело… – Он поднял глаза. – Все так сложно…
Думаю, Натан ждал, что я начну расспрашивать, но я не собиралась ему помогать. Тема была слишком болезненная. Что бы они с Минти ни планировали, это относилось к новому Натану, о котором я ничего не знала. Компромиссы и обычаи нашего супружества остались в прошлом. Я поставила перед Натаном чашку, он пробормотал «спасибо» и потянулся за сахаром. Его рука застыла над чашкой, и тут, испытав почти шок, я осознала, что больше не воспринимаю его как своего мужа.
Он оттолкнул чашку, и чай разлился по столу.
– Не знаю, почему душа и тело играют со мной в такие игры, но тем не менее это так. Когда я тебя бросил, ты мне была не очень нужна. Теперь же я думаю о тебе постоянно.
Чай образовал лужицу на полированной ореховой столешнице. Я сидела очень тихо. На шее Натана пульсировала жилка, и седая прядь над ушами стала шире и заметнее. Шесть месяцев назад я отдала бы год жизни, лишь бы услышать от него эти слова. Я бы слушала покорно, с безмерной благодарностью. Теперь же слова не проникали в меня – я оглохла от случившихся событий. Человеческое ухо может воспринимать какофонию лишь до определенного времени, после чего звуки становятся невыносимыми, и слух просто отключается. Наверное, это важно для выживания.
– Давай же, – проговорил он и схватил меня за руки. – Скажи мне, какой я был дурак.
– Отпусти меня, пожалуйста. Натан, или мы будем говорить о детях, или ты уйдешь.
Он сразу же меня выпустил.
– Извини… мне стыдно, я идиот. – Он взял чашку и сел. – Забудь. Я плохо соображаю.
– Глядя на тебя, мне почти жаль Минти, – прошептала я. Я встала, взяла тряпку и вытерла пролившийся чай.
Натан разглядывал свою экзему – темно-красное пятно.
– На работе проблемы, а с Минти я говорить не могу. Она видит все совсем в другом свете… Только тебе я могу признаться, Роуз… знаешь, как тяжело, когда тебя подстерегают молодые парни, которым не терпится оттереть тебя в сторону, захватить твое место? Они даже не пытаются быть вежливыми с глазу на глаз. Одному богу известно, о чем они говорят за моей спиной.
Я села напротив.
– И ты был таким же – помнишь?
– Да. Но я-то, по крайней мере, вел себя с Рупертом вежливо, поджидая, пока он упадет с жердочки. – По его губам скользнула знакомая улыбка «сильного мужчины». – Теперь все по-другому, как тебе прекрасно известно: ведь ты испытала это на своей шкуре.
– Разумеется. Но у тебя есть опыт, и ты хитер.
– Мне от этого не легче. – Натан порылся в буфете, где хранились напитки, достал полупустую бутылку красного вина и взял бокал. – Есть у нас один консультант. Лучшие результаты в Оксфорде, бизнес-школа – и его сразу же запустили к нам в компанию, как хорька на отлов.
– Не нервничай. Ты вполне способен доказать ему, что еще не вышел в тираж.
– Ты так думаешь? – спросил он. – Правда?
– Да, – уверенно сказала я. Несмотря ни на что, я бросала ему спасательный круг.
Натан встал позади моего стула.
– Интересно… – Его рука погладила мои волосы и опустилась на плечо. – Интересно, как долго мне еще осталось.
Это был не тот Натан, которого я знала. Я накрыла его руку ладонью.
– Послушай меня. Не смей сдаваться. – Я убрала руку. – Что говорит Минти?
– Не знаю, Роуз. Ничего я не знаю.
Я поднялась.
– Ох, Натан, и после всего этого ты несчастлив?
Он оперся о раковину, сжимая бокал.
