Главная забота — старый дом. Что с ним будет, если она поселится у Дэмьена? Мысль о том, что его снесут, невыносима, но восстановить его стоит дорого, да и ни к чему, если рассудить здраво. Может, подарить его штату как исторический памятник? Но дар такого рода оформляется долго и сложно. Наконец, она с грустью пришла к выводу, что, если ей суждено вернуться в прошлое, все дела в настоящем придется просто бросить.
Она набросала список основных пунктов завещания. Затем позвонила Болдуину. Узнав, что Сара звонит по междугородней, секретарша тут же соединила ее с адвокатом.
— А, Сара, добрый день. Вы звоните из Атланты?
— Да, — ответила она. — М-р Болдуин, я много думала об имуществе кузины Эрики и о своем завещании. Можем ли мы сейчас все это обсудить?
— Конечно. Только вот возьму ручку и блокнот. Выкладывайте.
— Начнем с того, м-р Болдуин, что после рождения ребенка я собираюсь поехать в Европу. Возможно, я не вернусь в Луизиану. Потому я бы хотела, чтобы вы продали почти все, что я унаследовала.
— Понятно. Продать почти всю вашу собственность.
— Да, за исключением той земли, которую арендует Ребен Войзен. Эту землю и коттедж я ему дарю.
— Конечно, это можно оформить.
— Хорошо. Когда остальная земля будет продана, я хочу пять процентов суммы передать Эбби.
Болдуин мгновение молчал.
— Вы, конечно, знаете, что Эрика обеспечила Эбби неплохой ежегодный доход?
— Знаю, но все же пусть будет так.
— Прекрасно. Значит, вы хотите все ликвидировать?
— Именно.
— Вы получите значительную сумму, Сара.
— Я понимаю. Вот мы и подошли к завещанию. Я бы хотела, чтобы сумма, полученная от продажи, была распределена следующим образом: половину ее я завещаю своему ребенку или детям, а другую половину — музыкальной школе Джильярда в Нью-Йорке.
— Джильярда? — повторил Болдуин.
— Да. У меня был брат, который должен был стать первоклассным скрипачом. Он должен был учиться в этой школе, но его призвали в армию, и он погиб во Вьетнаме.
— Сочувствую вам, — искренне сказал адвокат. — И уверен, что пожертвование такого рода оформить очень легко.
— Хорошо. — Сара сделала глубокий вдох и произнесла: — Я бы хотела, чтобы вся оставшаяся сумма была пожертвована также этой школе, если я умру или буду официально объявлена умершей, и ни мой ребенок, ни дети не появятся в течение пяти лет.
Болдуин свистнул.
— Бог мой, вы действительно все хорошо продумали. Клиенты нечасто приходят ко мне с таким обдуманным завещанием. А вы скоро собираетесь умереть или быть официально объявлены умершей?
— Нет, конечно, нет, — возразила Сара. — Но я с ребенком буду ездить по малоизвестным местам Европы, и застраховаться от всяких случайностей не помешает.
— Что же, вам виднее.
— Эти пункты можно включить в завещание?
— Никаких противоречий законам я здесь не вижу.
— А когда оно будет составлено?
— Составление завещания не займет много времени. Но вот продать земли и найти поверенного…
— Я бы хотела, чтобы этим занимались вы, — поспешно сказала Сара. — Я уже сообщила, что вернусь в Луизиану очень не скоро.
— Тогда нам нужно оформить мои полномочия.
— Вы приготовьте документы, а я их подпишу. Как вы думаете, вы сможете подготовить все бумаги, чтобы я подписала их, когда приеду на следующей неделе?
Он опять присвистнул.
— Не очень-то много времени вы мне даете, скажу я вам.
— Это так важно! Я так спешу!
— Я попробую, — сказал он.
Последние два дня, проведенные Сарой дома, были омрачены сообщением об убийстве Роберта Кеннеди в Лос-Анджелесе. Страна была в шоке, и Сара как никогда остро ощутила себя чужой в XX веке. Нет, ее место в более простых временах, рядом с Дэмьеном.
Прощание с родителями в аэропорту было тяжелым, она не могла сдержать слез, поцеловав их в последний раз.
— Береги маму и папу, — шепнула она Тедди.
— Хорошо, — ответил он сестре.
Она помахала им с трапа, зная, что никогда больше не увидит ни брата, ни отца с матерью. Напоследок еще раз обернулась взглянуть на них. Они стояли у окна, освещенные солнцем, — высокая, стройная супружеская чета и их сын. Отец обнял одной рукой за плечи Тедди, другой обвил талию жены. Все улыбались ей, и она улыбнулась сквозь слезы. Это посещение сблизило ее с семьей, и она почувствовала себя умиротворенной.
В Новом Орлеане Сара остановилась у Бренды. День ушел на отдых после полета и на визиты. Затем она отправилась в очередной раз на поиски.
Сара ничего не нашла. Она побывала в музеях и в публичной библиотеке. И только раз ей блеснул луч надежды: в старых записях общества «Дочери Конфедерации» она обнаружила список известных семей, пожертвовавших деньги на возведение памятника в Джефферсон-сити. Среди прочих там стояло: «Тысяча долларов поступила от имени м-ра и миссис Дэмьен Фонтэнов из прихода св. Кристофера, 6 декабря 1885 года».
Сначала Сара возликовала: это совершенно неоспоримое доказательство, что она осталась в прошлом. Но затем ее охватили сомнения. Слова «от имени» встревожили ее. Дэмьен ведь мог внести деньги от их имени, даже если она там не появилась до 1885 года. А может быть, он устал ждать. Он мог объявить их брак расторгнутым и жениться на другой женщине. Мог, наконец, кто-то еще внести эти деньги от имени м-ра Дэмьена Фонтэна и его жены.
И все же она поехала в Джефферсон-сити к памятнику, на тот случай если на нем написаны имена жертвователей. Конечно, ее постигла неудача: на памятнике была только надпись с обращением к павшим героям и дата сооружения.
Хранитель одного из музеев, где побывала Сара, посоветовал ей съездить в Батон-Руж и войти в контакт с властями штата, или написать в Вашингтон, в Национальный архив. Но на еще одну поездку у нее не было времени, ждать ответа по почте она тоже уже не могла.
Время поджимало. Она чувствовала, что, если она собирается вернуться к Дэмьену, нужно торопиться.
И вот, наконец, в начале следующей недели Сара сделала открытие. Она осматривала очаровательный старый музей на Ройял-стрит, когда вдруг оказалась в зале, где висело с полдюжины картин Винси Фонтэна.
Сара замерла и уставилась на эти до боли знакомые полотна. Ее охватило странное чувство — будто она попала домой, в прошлое. На стенах были ее любимцы, в том числе автопортрет Винси и пейзаж с домом. Живопись выглядела хорошо отреставрированной, как в тот день, когда она закончила работу.
Когда она замерла, как загипнотизированная, перед картинами, из-за стола вскочила пожилая дама — научный сотрудник музея — и поспешила к ней. Коснувшись Сариной руки, она спросила:
