Моя преступная связь с искусством
Диме Бавильскому
Эта женщина читала все мои мысли.
С высоты литературного опыта говорю: чтобы поведать историю, от которой побегут мурашки по коже, не нужно растрачивать множества слов.
Жизненный опыт напоминает: главные герои рассказа мертвы и они не могут мне возразить или добавить хотя бы полстрочки. Незнакомая невысокая женщина оказалась рядом со мной у окна.
Вместе мы смотрели на скрытую мглой крышу напротив.
— У нас в Сан-Франциско, хотя туман, но тепло, — думала я. — А вот завтра буду в Нью-Йорке и там обязательно зайду в здание на Бродвее, где когда-то размещалась его галерея… и там будет стужа, там уже будет настоящий январь.
— Конечно, по сравненью с Нью-Йорком, где сейчас холодрыга, наша погода покажется ерундой, — сказала она.
— Сначала его бродвейская галерея, — подумала я. — А потом хорошо бы посетить таинственный Тегеран, где он родился; только бы найти говорящего на фарси проводника.
— Я из Персии, меня зовут Нази, — сказала она.
— У меня был друг, армянин по фамилии Бахман, он вырос в Иране, — сказала я и, представившись, протянула ей руку.
— Мое детство прошло в Тегеране, совсем недалеко от района, где жили армяне, — сказала она, протянув мне руку в ответ:
— И по твоим глазам я уже все поняла.
Я взглянула на нее попристальней: не вяжущийся с компьютерным миром кочевничий «этнический» плед, торчащие по-эйнштейновски во все стороны волосы, учение о суфизме вместо учебника по софту подмышкой, — и не удивилась, что ей сразу же стало ясно, что он был мне не просто друг и что его больше нет.
* * *
to <[email protected]>: E-mail в Амстердам, 14 мая 2007
— Дорогой Улай: мне дали грант и я собираюсь выпустить книгу о Бахмане, моем друге, в чьей галерее Вы с Байарсом выставлялись. Какое место занимали в Вашей карьере эти перформансы и какое влияние Бахман оказал на Вашу жизнь?
……………………………………………………………………………………
— Дорогая Маргарита: на днях я отправляюсь в Москву и Екатеринбург с новым проектом и вернусь только после двадцать шестого. Как поживает Ваш друг?
* * *
Александр Евангели: москва, коммент в ЖЖ, 26 мая 2007
Когда Улай говорит перед аудиторией, пластика его сдержанна, но ноги выдают странную нервность: он все время ими двигает под столом. Это сильно впечатляет по контрасту с верхом, который почти неподвижен — ноги жестикулируют, а руки молчат.
Перед вернисажем он прочел лекцию «Эстетика без этики — это косметика», о гражданском аспекте искусства. Я накануне не спал и поэтому пару раз отключался.
В баре ГЦСИ я подошел к нему и передал привет от тебя; он спросил, откуда я тебя знаю. Я сказал, что мы давно знакомы, еще с твоих первых рассказов.
Перед тем как водить нас по выставке, он попросил передать тебе ответный привет.
* * *
to <[email protected]>: E-mail в Амстердам, 28 июня 2007
— Дорогой Улай: представь, что ты умер и это никого не волнует. Более того: люди отказываются делиться воспоминаниями, когда их спрашивают о тебе. Хотел бы ты, чтоб после смерти подобное случилось с тобой?
* * *
Арт-критик Томас Макэвилли о художнике
Джеймсе Ли Байарсе,
из книги «скульптура в эпоху сомнений», 1999
Осмысление неопределенности — в частности, сосредоточение на одной из категорий неопределенности, которую он называл просто Вопрос — так можно охарактеризовать раннего Байарса.
Вопрос для него представал в качестве автономного принципа, который может рассматриваться сам по себе и не нуждаться в Ответе.
* * *
Запись в дневнике под названием «Вечный вопрос»
Округлые формы скульптур Джеймса Ли Байарса приводят на ум гласную O.
Большущий красный шар из живых роз.
Шелковый розовый круг с пыльцой золотистого карандаша посреди под названием «Совершенство любви».
Байарс заявлял, что округлые формы подразумевают вопрос. То есть это не гласная О — это «кью», но без хвостика. А по-английски вопрос как раз начинается с Q.
Ответ знание ущемляет. Буква О становится тощей и сжатой с обеих сторон, как личинка, найденная между зимними рамами.