— Ну же, Генри, это не удар, — дразнится Бойль.
Но я не ведусь на это его дерьмо и на второй бингл что есть силы отправляю второй мяч прямехонько ему между ног. Следом за мной отбивает Грейс, у которой удар как из пушки. Она подбирает юбку и занимает позицию на площадке. Да, член, чую, ты снова встал. Арчи оттягивает мочки на обоих ушах, затем хватается за яйца, имея в виду, что нужно бить прямой. Грейс отвечает ему плевком. Все остальные хором кричат: Девчонка на поле — пиши пропало. Грейс обзывает их тупыми ослами и шарашит дублем поверх голов. 1:0, никто не выбыл, вторая, третья зоны. Стивен следующий: мяч попадает в забор и отлетает на центр, не очень слабо, но и не очень сильно. У Гарри страйк-аут. Грейс обзывает его юбкой, сама тем временем разглаживает свою. Гарри хнычет, пока Бобби Джеймс не отвешивает ему пощечину.
Отбивают жирные придурки. Грейс встает на подачу, предварительно нацепив свою счастливую кепку «Филз», истрепанную и рваную — в точности как надо. Арчи катается туда-сюда за площадкой отбивающего. Все остальные стоят в ауте. Сразу же, двумя подачами, Грейс обеспечивает два страйк-аута первому отбивающему, затем та же история повторяется и со вторым, и с третьим. Мы пасуем друг другу мяч по углам площадки: Арчи — мне, я — Гарри, Гарри — Бобби Джеймсу, Бобби Джеймс — Стивену, Стивен — обратно Грейс. После страйк-аута все должны подержаться за мяч. Игра на время становится скучной и однообразной. Пробежек больше никто не зарабатывает. Единственные результативные игроки — мы с Бобби Джеймсом, поскольку что он, что я стабильно выбиваем бинглы. У Гарри одни сплошные страйк-ауты. Грейс, Стивен и Бойль все время целят в забор, поэтому все время вылетают. У остальных тоже страйк-ауты. Солнце палит нещадно. Плюются искрами проползающие мимо Тэк-парка троллейбусы. В пятом раунде Грейс отправляет в пятую зону десятифунтовый не берущийся, чем вызывает бурные жалобы толстячков по поводу чрезмерной силы и хирургической точности ее ударов. Стивен с Бойлем треплются про вчерашнюю драку. Гарри тут же сообщает, что ему страшно и не пора ли всем дружно убраться со спортплощадки подобру-поздорову, на что Бойль советует ему лишний раз не ссать. Расти без разборок на спортплощадках тоже нельзя. Что ж поделать — в этом возрасте всем достается. Только надо этому радоваться. Детьми-то бываем всего раз в жизни.
Судя по всему, жара крепчает. Бойль утирает пот с лица, стоя на подаче.
— Черт, жарко, — говорит он. — Спорим, жениху сейчас приходится еще жарче нашего.
Его приятели дружно смеются.
— А какого хрена ты имеешь что-то против брака? — злобно спрашиваю я.
— Что я имею против брака? — переспрашивает он меня. — Спроси лучше, чего я не имею против брака. Я, конечно, все понимаю: кто-то из вас, ребята, наверняка думает, что я не женат потому, что у меня башка пустая и вдобавок еще много пью. А вот и нет. Женщины меня любят. Знаете, сколько раз за жизнь я делал предложение? Пять раз. Да, целых пять. Первый раз я предложил выйти за меня замуж одной моей школьной зазнобе по имени Даниэль, когда мне было всего семнадцать. Тогда все у нас рухнуло потому, что в один прекрасный день я рухнул с крыши, когда подрабатывал кровельщиком. Я потом целый год и имени-то своего вспомнить не мог, чего уж тут удивляться, если я напрочь забыл, кто она такая. А ее это так взбесило, что она, сука, взяла и меня бросила. Второй раз был с медсестрой, которая за мной ухаживала. Ее звали Дот. Она была толстая, уродливая и, насколько я помню, намного меня старше, но мы все равно влюбились друг в дружку. Еще бы, столько времени она кормила меня с ложечки и заново учила читать. Черт возьми, она так ангельски напевала мне алфавит. Но все закончилось вместе с курсом лечения. Дама номер три появилась в моей жизни только спустя шесть или семь месяцев, потому что все это время я еще продолжал находиться под неусыпным наблюдением врачей, а Дот, понятное дело, уже исчезла с горизонта. Вечно забываю, как ее звали. В общем, шары у нее все равно были что надо, и трахалась она, как крольчиха. Я надеюсь, ребята, вы уже достаточно взрослые, чтобы слушать такое, да?
Мы утвердительно киваем.
— В общем, весь юмор в том, что она ушла от меня к парню, который работал в зоопарке. Я до сих пор их обоих ненавижу, думаю, попадись они мне, убил бы непременно. Но, как я уже сказал, ее имя и лицо я ни в жизнь не могу вспомнить, наверное, это их до сих пор и спасает. По крайней мере, пока я не опознаю ее по сиськам. Потому что мне хоть целый грузовик сисек навали — я и там их запросто отыщу. Как бы то ни было, хер с ними, с этими ее классными сиськами. Невесту номер четыре я помню очень смутно, потому что в то время жил в Вегасе и все три года пил не просыхая. По-моему, она была родом из Техаса и ходила в блестючих сапогах и широких платьях. Кажется, у меня на заднице есть татуировка с ее именем, но только вот делать мне больше нечего, кроме как самому смотреть или просить посмотреть кого-нибудь еще. Все равно она для меня давно уже ничего не значит.
Он снимает с руки бейсбольную перчатку и снова утирает себе лицо.
— Единственная из них из всех, которая на самом деле для меня что-то значила, была невеста номер пять. Криста, балерина. Я любил ее. Мы познакомились в баре. Или нет — на бейсбольном матче. Нет, вру, все-таки в баре. Мы смотрели бейсбол. В тот же вечер я сделал ей предложение. Черные волосы, голубые глаза, ноги — просто обалдеть. Но в самый ответственный момент мы с ней подрались, и такая пошла неразволочня, что в итоге остановить нас смог только солдат национальной гвардии. Я совершил одну роковую ошибку: когда мы оба стояли на одной ноге и пытались пальцем попасть друг дружке в нос, черт меня дернул брякнуть, что то же самое кольцо, которое я незадолго до того ей вручил, я предлагал всем четырем моим предыдущим несостоявшимся женам. А что? Мне оно было дорого как память. Если уж на то пошло, мамаши ведь часто отдают сыновьям свои обручальные кольца, так почему же мне нельзя было воспользоваться тем же кольцом, что и четыре предыдущих раза? Вам бы оно тоже понравилось. И оно было дорого мне не только из-за прошлых помолвок. За него потом пришлось судиться аж с тремя этими суками. Посмотрел бы я на того, кто после такого не полюбил бы это кольцо, как я. А вот Криста не полюбила, это факт. Она швырнула мне им в рожу и потребовала, чтобы нас везли в вытрезвитель по отдельности в разных машинах, и с тех пор, если не считать той полсекунды, когда ее вели по коридору, а у меня снимали отпечатки пальцев, я ее больше никогда не видел. Ну как, у кого-нибудь еще остались вопросы по поводу того, что я имею против брака? Нет? Так я и думал. Пять помолвок, одна татушка, одно кольцо и одно любящее сердце, которому в придачу суждено было разбиться целых пять раз подряд. Да, блядь, насчет брака мне есть что возразить. Дураки пусть себе женятся, но только не я. Дайте минутку дух перевести.
Спустя пять раундов и целый час времени, Бойль стоит на подаче с мячом в руках и готов вот-вот заплакать. Но только мы переключаем все внимание на него, как он поднимает глаза и начинает смеяться.
— А вы, дебилы, мне и поверили.
— Не может быть, — изумляется Гарри. — Так, значит, ты никогда и ни с кем не был помолвлен?
