Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Прощание с прошлой жизнью?
В той, прошлой, жизни был панический страх Межсезонья и острая, до пересохших десен, до прилипающего к нёбу языка, жажда Сезона. Стабильности. Стабильности внешней, на которую можно было бы выйти из корабля Межсезонья, как на твердую землю. Где можно отдохнуть от перемен и от зыбкости самой себя. А в этой – только радость от того, что нет ничего прочного, а значит, конечного. От того, что точка тяжести, она только внутри тебя, она ощущается, как только ты отпускаешь все и превращаешься в реку Межсезонья.
Ведь равновесие можно найти, лишь балансируя над вечностью.
Я иду теперь по жизни, не врастая в нее судорожно, ведь в то, что ты – сам, нет нужды врастать. Меня не пугает Межсезонье, я сама – пятый сезон. Благодатный, вечно меняющийся и дающий больше силы, чем вымаливаемая когда-то у жизни стабильность.
И ведь даже перечитывая то, что написано про Межсезонье, мне больше не страшно, не грустно, а смешно – и это смех от облегчения, от того, что этот урок уже выучен.
А телефон уже умолк. Кому надо – перезвонят, решаю я. Мне некуда спешить, не за чем бежать – все, что нужно, придет само. Я это точно знаю. Да и кому звонить – все оповещены, что мы переезжаем, и знают, куда нам звонить уже послезавтра.
Дошла до ручки – в кресле спать. За последние дни было столько беготни – документы, отправка вещей и бесконечные формуляры. Цветы, которые приютил Рома, прощальные встречи со знакомыми – когда просто хорошо, а грусти настоящей-то и нет. В самолете посплю, думаю я, уже сегодня вечером; тринадцать часов до Гонконга проведут границу между старой жизнью и новой.
Что-то в квартире мучает меня, цепляет мебельным гвоздем, слабо, но назойливо – напоминая, что я что-то забыла.
Послезавтра сюда въедут новые жильцы, наш маклер передаст им ключи, и они будут много-много лет просыпаться там же, где просыпались мы, и, может быть, тоже выглядывать летним утром с балкона, прошлепав босыми ногами по шершавым, холодным еще с утра плитам. Будут, наверное, сидеть на террасе с бокалом вина на закате, глядя, как сиренево-бордовое небо вспарывают далекие самолеты. Слушать вечером, как белки катят по железной крыше грецкие орехи, а дятел дробно стучит в тишине. Они повесят на пустые теперь стены картины и фотографии близких, а над дверью – привезенные со старой квартиры часы.
Ну конечно.
Софокл. Маска.
Вырезанная приятелем родителей, который работал с ними. Человеком, которого давно уже нет в живых. Древнегреческая маска с вечной и грубой улыбкой, соединяющая театр и жизнь. Символ моего дома.
Старое кресло скользит по полу, скрипя, а маска кажется мягкой от пыли. Я положу ее в дорожную сумку; все остальное уже упаковано и сдано в багаж. Она полетит с нами – третьим.
Сколько теперь дважды два? Бог весть.
Снова. Телефон звонит снова. Кто-то очень настойчивый. Звонок громом взрывается в пустой комнате, распугивая призраков прошлого, рассыпается по комнатам, шелестя, замирает в углах. Кому мы понадобились в последний венский день, когда в сумках паспорта и билеты в Гонконг?
– Фрау В.? – Молодая женщина на другом конце провода, кажется, немного волнуется.
– Да.
Тишина – и Межсезонье разрастается в ослепительное, мучительно яркое солнце, чтобы, помедлив, лопнуть, брызнуть во все стороны нестерпимой гармонией, нестерпимым и острым пониманием чего-то важного. Снова. До бесконечности.
Трубка молчит секунду, словно там мучительно взвешивают слова, готовые вырваться. И – по-русски, на неуклюжем русском – оживает:
– Тотя Саша…
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
