Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
На следующее утро, проснувшись и увидев перед носом лисью шубу Тути, я начала лягаться и вопить. Первой добежала до меня Долорес и открыла дверцу. Я спросила:
— Какого черта я делаю в шкафу?
Она сказала:
— Понятия не имею. В эту ночь никто не пошел домой. В жизни не видела сразу столько страдающих от похмелья людей. Эти фруктовые напитки смертельны.
Но я пропустила лучшую часть вечера, потому что Долорес так нализалась, что выдала всем, сколько ей лет, и мне теперь не говорят.
Мы сидели в квартире кто где, приложив к голове лед, часов до пяти. Тути пришлось позвонить в аптеку, чтобы нам принесли «Алказельтцер», аспирин, кока-колу и мороженое. В жизни больше такого не сделаю. Слава богу, была суббота. Добравшись домой, я провалялась в постели все воскресенье. Хорошо, что Джимми Сноу улетел опылять. Если бы он, по своему обыкновению, врубил телевизор на полную громкость, я бы не выжила. Не знаю, от чего мне хуже — от того, что Рэя увидела, или от того, что башка раскалывается.
24 июля 1959
Папе нужны были деньги. Я не могла позволить ему потерять бар. Он у всех пытался занять, я знаю, но никто не дал ему ни цента. Он бы не попросил у меня, если бы не отчаянное положение. Он знал, с каким трудом я накопила эту сумму.
Сначала я разозлилась и не хотела давать. Потом вспомнила, что он сделал ради меня, когда я была маленькой, как рисковал на всю жизнь загреметь в тюрьму, и не смогла ему отказать.
Я уверена, что он отдаст. К тому же я всегда могу попытать счастья на конкурсе в следующем году. Подумаешь, один год.
26 июля 1959
Джимми Сноу узнал, что я отдала папе все деньги, и пришел в в ярость!
— Как ты могла быть такой дурой?! — заорал он как ненормальный.
Ворвался к папе в комнату, выдернул его из постели, назвал дрянным сукиным сыном и колошматил, пока я не вбежала и не оторвала его.
Джимми ринулся в другую комнату. У него было 40 долларов, которые он все пытался мне всучить. Я не хотела брать, единственное, чего я хотела, — это чтобы он перестал вести себя как псих. Он спросил, почему я отдала папе деньги, зная, что он их просто пропьет? Я ответила, что какой бы он ни был, он все равно мне отец, и я ему должна.
— Ты ничего не должна этому гнилому сукину сыну, — сказал Джимми.
И не успела я подумать, как у меня вырвалось:
— Разве он не убил ради меня Клода Пистала?
Впервые с тех пор, как мне было одиннадцать, я нарушила слово и произнесла это имя. И тут же пожалела об этом.
Джимми посмотрел на меня очень странным взглядом и переспросил:
— Что?
Я сказала:
— Слушай, Джимми, давай обо всем этом забудем, ладно?
— Нет, постой-ка. Какой там «забудем»! Ты о чем вообще говоришь?
— Я знаю, кто убил Клода, так что давай не будем об этом, а?
— И кто, по-твоему, убил Клода?
— Ты, папа и Рэйетта. Ты сам мне сказал.
Он посмотрел на меня как на сумасшедшую и говорит:
— О господи. Неужто ты поверила в эту мою историю про Рэйетту?
— Конечно, поверила.
— Дейзи, ни я, ни папа никогда никого не убивали.
У него был такой вид, будто он сейчас заплачет.
— Как так, убивали! Я сама видела бумажные пакеты с пистолетами, которые вам дала Пичи Уигам.
— Какими пистолетами?
— Два пакета, которые вы взяли у Пичи в ту ночь, когда Клода убили. Я видела, как папа на следующий день принес пистолеты назад. Хватит притворяться.
— Дейзи, в тех пакетах были никакие не пистолеты. Там были две бутылки контрабандного виски, мы с твоим папой их купили, чтобы пойти к Рэйетте. Обратно он принес в этих пакетах пустые бутылки.
— Погоди. А как же тогда папа мог узнать, что Клод мертв, до того, как ему сказал об этом полицейский?
— Тем утром я ходил на взлетную полосу кое-что взять из самолета, нашел Клода, позвонил папе в дом Рэйетты и рассказал ему.
Я не верила своим ушам.
— Но ты говорил, что пули были из пистолета Рэйетты.
— Бог мой, Дейзи, я был в тот вечер полупьяный, и папа попросил меня рассказать тебе эту историю, чтобы ты не бесновалась по поводу Рэйетты и разрешила ему с ней встречаться. Я не думал, что ты поверишь.
— Я поверила.
Тогда он начал плакать и говорить, что он очень виноват, что эта глупая история была просто шуткой. Я чувствовала себя так, будто меня ударили под дых. Не желаю больше их обоих видеть.
1 августа 1959
Я живу в Христианской организации молодых женщин и питаюсь в кафетерии «Моррисон».
Вчера после работы, когда я вошла в холл, меня там ждал Джимми Сноу.
Он схватил меня за руку и сказал:
— Пошли-ка, мы идем домой.
Я спросила:
— Вы кто? — и прошествовала мимо.
— Ты пойдешь со мной домой, даже если мне придется тебя волоком тащить.
Я направилась к мисс Присим, она сидит на коммутаторе, и сообщила, что вон тот человек, похожий на альбиноса, абсолютно мне не знаком, так что не могли бы вы вызвать полицию. Джимми продолжал шуметь, и мисс Присим так разволновалась, что, набрав номер, сказала:
— Алло, это полиция, — и повесила трубку.
Наконец Джимми сказал:
— Ладно, не хотел тебя пугать, но у твоего отца сердечный приступ, скорее всего, он не выживет, так что нужно срочно ехать.
Мы выбежали и сели в грузовик. Джимми сказал, что папу оставили в баре, потому что он слишком плох, до больницы не дотянет.
Это была самая долгая за всю мою жизнь поездка.
В голове крутилось: не прощу себе, если не успею сказать папе, что люблю его. Мы затормозили у бара, и я кинулась внутрь, но там было темно, хоть глаз выколи. Я заорала:
— Папа, ты где?
И тут вдруг зажегся свет и почти двадцать человек закричали: «Сюрприз!» А папа стоит среди них как ни в чем не бывало. Я так обрадовалась, что он жив-здоров, и так перенервничала, что расплакалась.
Здесь были все. Мистер Сесил и Сесилетки, Тути, Хелен, Долорес, Пэрис Найтс и Дж. Р., профессор Тисли и его мама, и все они запели:
— Он — славный малый, и никто не станет это отрицать.[108]
На стене висел здоровенный плакат: «Даешь „Мисс Миссисипи“!» Меня усадили на стул, и мистер Сесил ушел за занавеску в заднюю комнату. Папа включил притащенный откуда-то прожектор, и мистер Сесил вернулся в красном жакете с блестками и галстуке-бабочке, с огромной книжищей, на которой было написано: «Дейзи Фэй Харпер», и сказал:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80