Вошел арлекин в черном плаще и белой маске под капюшоном. Он был выше вервольфа, следовательно, новый — или тот, кого в лесу мы с Эдуардом видели мельком. (Я не тешила себя надеждой, что Эдуард меня спасет: если кто это и сделает, так только я сама, но все равно было приятно, что он где-то есть. Я знала, что он землю и небо перевернет, чтобы меня найти. Знала — потому что сама для него сделала бы то же самое.)
— Тебе нужно будет убрать щиты, чтобы Мать Нас Всех взяла твое тело.
Голос у него был совершенно человеческий, без всякого рычания, и звучал очень разумно, — если не вникать в смысл.
— В этом случае, я думаю, мне не захочется их убирать, — ответила я столь же рассудительным тоном.
— Мы предвидели этот ответ.
Он развернулся в вихре черного плаща, на миг закрыв от меня дверь. Наверняка эти упражнения с плащом были отработаны для вящего эффекта. Когда он от двери отступил, стали видны еще три арлекина — они стояли, держа кого-то на руках. Двое держали его за руки, скованные за спиной, третий — за скованные ноги. Черные густые волосы упали, скрывая лицо. Первая мысль была — Бернардо, но его энергия ударила в меня танцующими искрами. Оборотень.
Сердце у меня забилось в горле — ничего хорошего ждать не приходилось. Твою ж мать.
— Если перекинешься — застрелим, — сказал высокий с рассудительным голосом.
Лисандро — поскольку это наверняка был он — что-то промычал, и я поняла, еще не видя, что у него кляп. Глаза уже стали из темных черными — для него это начало превращения.
Рассудительный вытащил из-за спины пистолет.
— Не надо! — сказала я.
— Я его предупредил, — ответил арлекин и приложил пистолет к ноге Лисандро выше колена.
Лисандро смотрел на меня, в глазах его были гнев и энергия, но не страх.
Арлекин спустил курок — выстрел в каменных стенах прозвучал громом. Эхо отразилось от стен, заглушив почти все звуки, которые издал Лисандро. Он не завопил, но и молчать не мог, когда пуля разорвала ему колено. И не мог не вырываться, когда его корежило от боли, но три арлекина держали так, будто все его дергания — ерунда, и они могут так всю ночь. Когда он затих, из ноги текла струйка крови и стекала на пол. Трое похитителей смотрели прямо перед собой, как солдаты на параде. Это отсутствие реакции пугало сильнее выстрела.
На фоне звона в ушах высоко и тонко прозвучал голос разговорчивого арлекина:
— Это была свинцовая пуля, рана быстро заживет. — Он вытащил из-за спины другой пистолет — я подумала, что же у него за кобура такая. — Этот заряжен серебряными. Сперва я тебя искалечу, потом убью. У нас хватит других заложников, Лисандро. Какое симпатичное имя для такого мужественного красавца. — Арлекин обернулся ко мне: — Как по-твоему, он красив, Анита?
— Ты знаешь наши имена. Как зовут тебя?
— Мы — Арлекины. Этого достаточно.
— То есть вас всех называть Арлекинами, как всех собак — Бобиками? Брось, у вас наверняка есть имена.
— Мы — Арлекины.
— Ладно, Арлик, чего ты хочешь?
— Ты знаешь, что меня зовут не Арлик.
— Скажи свое имя, я тебя буду им называть.
— Мать Нас Всех запретила сообщать тебе наши имена.
— Трахать меня нельзя, имя называть нельзя. Что она еще запретила со мной делать?
— Я тебе задал вопрос, считаешь ли ты Лисандро красивым. Ты вопрос проигнорировала.
— Да, он симпатичный. Его жена тоже так думает.
— Значит ли это, что он не входит в число твоих любовников? Какое разочарование.
Я проглотила слюну, глянула в карие человеческие глаза Лисандро. Наверное, у него была та же мысль, что у меня: какой ответ больше всего нам поможет? Сильнее они будут его мучить, узнав, что он мой любовник, или меньше? А если они решат, что он не любовник мне, не убьют ли они его просто так? У них есть другие заложники — кто? Кто?! Господи, спаси и помилуй…
Арлик — за неимением лучшего имени — встал между нами, чтобы мы не переглядывались.
— Анита, это простой вопрос. Он входит в число твоих любовников?
— Если честно, я пытаюсь решить, какой ответ больше тебе понравится.
— Больше всего мне понравится правда, Анита.
Не нравилось мне, что он называет нас фамильярно по именам, будто старый знакомый. Я бы любую сумму поставила, что раньше этого голоса не слышала.
— А ты поверишь, если я скажу: «и да, и нет»?
Он отодвинулся так, чтобы я видела Лисандро и приставленный к его голове пистолет.
— Может быть, я просто его убью. Смерть одного из них, мне кажется, должна склонить тебя к сотрудничеству.
— Не надо, — сказала я.
«Не надо, — сказали мне глаза Лисандро. — Если они чего-то хотят, не делай этого».
Арлик повторил вопрос, подчеркивая каждое слово, и на этот раз в его голосе были гнев и жар, сменившие рассудительный тон:
— Он — входит — в число — твоих — любовников? Если учую вранье — убью его, Анита.
— У нас однажды был секс, но мы, уважая чувства его жены, с тех пор вели себя прилично. Так что видишь, я не врала, говоря «и да, и нет».
Я говорила правду, но Арлик, похоже, хотел помучить Лисандро. Может, он из тех, кто любит причинять боль.
— Чувства его жены? А поконкретнее?
Ствол пистолета был по-прежнему приставлен к затылку Лисандро. Мне не хотелось видеть, как у него вылетят мозги. Не хотелось сообщать его жене и детям, что он погиб у меня на глазах.
— Ну, она сказала ему: если он еще хоть раз ей изменит, она уйдет и детей заберет. Или убьет и его, и меня.
Он шевельнул волосы Лисандро дулом пистолета — как собаку почесал.
— И ты думаешь, она говорила всерьез?
— Что уйдет и заберет детей? Да?
— Нет, Анита, насчет убить тебя и его. Это она всерьез?
Я пожала плечами — насколько могла это сделать, когда руки за спиной связаны.
— Не знаю.
— Брось. Должно же у тебя быть какое-то мнение об этой женщине.
— Я с ней не знакома.
— Интересно, — сказал он и переставил дуло под подбородок Лисандро. Тот дернулся, но Арлик надавил сильнее, поднял ему подбородок пистолетом, чтобы посмотреть в глаза. — Твоя жена действительно убила бы вас обоих?
Лисандро смотрел свирепым взглядом.
— А, кляп! Забыл, простите за глупость. Ты кивни. Если бы вы с Анитой снова занялись сексом, жена бы вас убила?
Лисандро смотрел, не шевелясь.
— Отвечай, Лисандро.
— Может быть, он тоже не знает.
Арлик покосился на меня:
