– Да. Начальник стражи оказался трусом и предателем. Он посмел предположить, что вы погибли, и даже помышлял о капитуляции. Из-за этого мы могли проиграть войну. Мы отправили его в отставку.
Явгмот коротко взглянул на зубастого монстра позади Джикса:
– Великолепно, мой преданный и добрый слуга. Ты не позволил усомниться в моем величии и упрочил свое положение. Ты спас мой город и заполучил вторую армию. – Властитель искренне улыбнулся.
– Ну что ж, командир гвардии, я вижу, Халцион в надежных руках. Еще неделя, и мы победим. А пока горожанам еще грозит серьезная опасность. Поручаю тебе и твоему отряду собрать всех не занятых на оборонных работах и переправить в Фирексию.
– Слушаюсь, мой Повелитель. Но на это могут потребоваться месяцы…
– Советую управиться за неделю, – зловеще намекнул Явгмот. – Осада будет снята как раз через неделю, и я хочу, чтобы к этому времени не менее половины жителей находились в Фирексии.
– Слушаюсь, Повелитель.
Спаситель Империи посмотрел на город и на парящий в воздухе Храм Транов.
– Мы строим новый мир, Джикс, и ты это знаешь. Новый мир и новую расу. Сильную, бесстрашную, преданную, безжалостную. Да, сейчас, быть может, они выглядят чудовищами. Но ведь война сама по себе чудовищна. Когда все это закончится, Фирексия будет создавать не монстров, а богов.
– Да, мой Повелитель.
* * *
– Скоро он вернется в Фирексию, – шептала Ребекка.
Из темноты на нее смотрели два десятка глаз, но она знала, что в старом зернохранилище собрались не меньше пятидесяти человек. Здесь было тепло и сыро, пахло какой-то гнилью. Однако этот воздух казался ей намного более чистым, чем болезненная затхлость пещер, где Ребекка проводила так много времени.
– Явгмот возвратится в свой мир, и тогда мы сможем спастись. Нам надо только дожить до этого времени. Берегитесь гвардейцев. Если они найдут вас, то непременно отправят в Фирексию и превратят в монстров. Оставайтесь здесь. Сидите тихо, постарайтесь ничем себя не выдать.
– А что нам есть? Что пить? – спросил один из горожан.
Ребекка задумалась на секунду.
– Разве здесь не осталось зерна?
– Оно все прогоркло. К тому же здесь есть крысы.
– А вы не сможете поставить несколько капканов? – печально вздохнув, спросила она.
– Есть крыс и пить сточную воду?
– Я знаю, это ужасно, – ответила Ребекка. – Но надо постараться это пережить. Потом, когда все закончится, я отведу вас в безопасное, прекрасное, чистое и надежное место. Вот увидите.
– А как мы узнаем, что пришло время? – раздался новый голос из темноты.
– Я зажгу фонарь на куполе Храма, который вы увидите даже днем. Это и станет сигналом к тому, чтобы идти в Храм.
– А солдаты?
– Пробирайтесь по канализационным коллекторам. Гоблины проведут вас. Они знают городские подземелья как свои пять пальцев. Сегодня они привели меня сюда.
– Патруль! – прошипел один из гоблинов от дверного проема.
Все разом замолчали, лишь осторожное дыхание нарушало тишину да с улицы доносился топот сапог и скрип когтей о булыжник мостовой. Обычно патруль состоял из пяти, максимум десяти гвардейцев. Сейчас всем показалось, что мимо марширует целая армия.
– Ушли! – прошипел гоблин, когда стихли шаги.
Ребекка вновь обратилась к горожанам:
– Ешьте и пейте то, что сможете найти. И ждите. Когда Явгмот спустится в свой ад, мы вознесемся в наш рай.
* * *
Он умер. Его не стало. Просто и незаметно. Кома. Такое случалось и раньше, но теперь все было совсем по-другому. Кожа превратилась в лоскутья, виски провалились, большие, безразличные ко всему глаза застыли во впалых глазницах с истончившимися веками. Нет, он больше неспособен был жить. Механизмы все еще качали воздух и кровь, гоблины все еще следили за их работой, а его уже не было.
Возможно, если бы она поторопилась, если бы вначале пришла сюда, а лишь потом направилась к беженцам… возможно, тогда она поговорила с ним в последний раз. Но это была неправильная мысль. Ничто не происходит случайно. В этой шахматной партии, с участием Ребекки и Гласиана, только один игрок контролировал обе стороны доски. И этим игроком был Явгмот.
«Именно поэтому я не пришла сюда вовремя, – устало подумала Ребекка. – Он не хотел этого. Муж мой, ты был прав во всем. Ему удалось обмануть и использовать всех, кроме тебя».
Холод пробежал по ее спине. Откинув край одеяла, женщина взглянула на мертвого супруга. Из глаз брызнули слезы. Человек не может так исхудать. Сквозь прозрачную кожу были видны остатки мышц, а сквозь мышцы явственно проглядывали суставы и кости.
В немом горе Ребекка раскачивалась из стороны в сторону, зажав рот ладонью.
Разрез на животе Гласиана так и не затянулся. Полусгнившие нитки свисали прямо в рану. Почерневшая кожа настолько высохла, что облепила крупную, величиной с два кулака, опухоль, угнездившуюся внутри брюшной полости. Вернее, Ребекка надеялась, что это именно опухоль.
– Господи, нет… – простонала женщина. – Не верю, нет… Он не мог…
Собрав все свое мужество, она прикоснулась к двойному бугру, который показался ей очень твердым. Страшная догадка заставила ее вскрикнуть.
– Он все-таки сделал это, сделал…
– Сделал – что?
Отдернув руку, женщина обернулась. В карантинную пещеру вошел Явгмот, а за ним целая команда его санитаров-монстров.
– Он сделал – что? – Целитель повторил вопрос голосом, полным неподдельного участия.
Ребекка вглядывалась в глаза Повелителя Фирексии и спрашивала себя, сможет ли он понять, как сильно она ненавидит и боится его.
– Он… впал в кому. Он… он покинул меня, прежде чем я успела с ним попрощаться.
Только когда Явгмот подошел ближе, женщина увидела, что цвет его пышного одеяния тон в тон совпадает с цветом ячейки, в которой лежал Гласиан, и от этого открытия ее передернуло.
– Мы можем вылечить его, Ребекка. Ты же знаешь. Мы можем вылечить все и всех. – Протянув руку, он отвел от ее лица мокрые от слез волосы.
Ребекка энергично покачала головой:
– Нет, нет. Гласиан не хотел этого.
На пальце целителя блеснул странный перстень. Перехватив ее руку, Явгмот прижал драгоценность к запястью. Что-то ужалило женщину, и по всему телу внезапно раскатилась жгучая боль. Ребекка не могла поднять глаз, не могла сказать ни слова.
– Бедная моя… Ты так устала, так измучилась за эти годы. Ты была прекрасной женой. Ты позволила ему умереть, потому что не смогла ослушаться его. Я не могу этого позволить. Ты слишком утомлена. Ничто более не имеет значения. Истинное внезапно оказывается ложью, а ложь рядится правдой. Ты не должна позволить мужу умереть только потому, что не можешь ясно мыслить…
