Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
– Говори, Лол, говори, не будем больше! Только все расскажи, с подробностями.
– Не мешайте только, а то не стану, – заговорила вновь Лола. – Горло заболит, пока вас перекричишь… Так вот, Святая созвала народ, чтобы кое в чем признаться. Оказывается, она в тайне от всех воспитывала сироту-мутанта… Она нашла его, брошенного родителями, совсем еще малюткой и пожалела. Держала его подальше от всех, растила, воспитывала, учила. Вот так. И Святая попросила у всех нас прощения, что не нашла в себе решимости признаться в этом раньше. Она даже заплакала, представляете?… А еще она рассказала, что вчера этот юноша, воспитанный, как «нормальный» человек, был похищен Дедом Морозом. И тот устроил теперь грязный шантаж. Он грозится всем рассказать об этом мутанте и о Святой. А чтобы этого не случилось, требует от Святой выдать все наши секреты. Но Святая нам сегодня сказала, что хоть ее сердце и разрывается от боли за приемного сына, но она ни за что не пойдет на уступки бездушным мутантам. А если ее пасынок будет убит, то она прилюдно казнит морозовского прихвостня, которого она по душевной доброте и наивной доверчивости приняла в свой дом.
Лола замолчала. И тут же стали раздаваться выкрики – удивленные, возмущенные, но уже без иронии, насмешек и недоверия:
– Где она его держала?
– Что хочет этот бородатый урод?
– Что за прихвостень? Кто это?
Когда шум немного утих, вновь зазвучал голос Лолы:
– Где она его держала, Святая не сказала. Да и какая разница, где? Ну, а прихвостень – это один из ее прислуги, морозовец бывший. То есть, на самом деле никакой и не бывший, только сделал вид, что переметнулся к нам. Он-то вроде вчера парня и похитил. Какой-то Анатолий Денисов, я и не помню такого… А чего Дед Мороз хочет, так вы что, не знаете? Всего и побольше. Нам-то и то Святая всего не говорит, и правильно делает, а тут все этому рогатому старперу выложи!
В «зале» снова начался шум, местные храмовники принялись горячо обсуждать невероятную новость, возбуждаясь все больше и больше. Однако мутант их больше не слушал. Он стоял, словно пришибленный пыльным мешком, и переваривал услышанное. Невероятно! Святая нашла выход и здесь! То есть она, получив от Пистолетца дедморозовский ультиматум, не побежала, задрав лапки, к предводителю соперников, не стала в истерике биться головой о стену… Напротив, она решила разыграть и эту, казалось бы, совсем проигрышную карту, превратив ее в козыря! Это же надо так вывернуть!.. Теперь она – благородная, чадолюбивая мученица, а морозовцы – бездушные твари. Теперь никому и в голову не придет обвинять ее в отвратительном материнстве; к тому же она выдала сына всего лишь за приемыша. Теперь наоборот, многие примут ее поступок едва ли не за подвиг. Теперь она без всякого зазрения совести откажется выдавать Деду Морозу какие-либо секреты. Получается, старый дурак, затеяв эту игру, только себе самому и навредил. А вот им, Глебом, мать определенно решила пожертвовать – очень уж сомнительно, что Дед Мороз захотел бы обменять его на Пистолетца.
Между тем среди храмовников все чаще и громче стали доноситься выкрики:
– Нужно собраться всем вместе и выручить парня!
– Да, соберем всех и двинем на штурм резиденции этого бородатого гада!
– Точно! Камня на камне от нее не оставим!
– А если он за городом прячется, в Вотчине своей дурацкой, то мы и туда доберемся!
– А заодно и остальным морозовцам покажем, кто в Устюге настоящий хозяин!
– Да-да, а то зарвались, сволочи мутантские!..
– Устроим им, чтобы впредь неповадно было подлости устраивать!
– Идемте, идемте! Прямо сейчас и пойдем, чего ждать? По дороге остальных с этой стороны соберем!..
Мутанту стало не по себе. Это что же такое получается? Он становится причиной начала новой войны между храмовниками и морозовцами?… Он – никому не нужный, ничей?… Хотя ничего удивительного, он читал в книгах, какими нелепыми были порой поводы для того, чтобы развязать войну: кто-то не поднял расческу[15], кто-то украл ожерелье[16]… Из-за похищенных людей тоже начинались войны, как, например, война между троянцами и греками из-за красавицы Елены. Ведь ерунда, казалось бы, – мало, что ли, в Греции было красивых женщин?… Нет же, бились до конца, ухлопали на эту войну кучу средств и потеряли уйму народа. Но Устюг не Греция, здесь людей и без того мало. Да и он не Елена, и уж тем более далеко не красавец. И ведь не остановятся, даже когда поймут, что никто его больше не держит взаперти, – уже и не вспомнят, из-за чего резня началась. Нет, нужно все это пресечь в зародыше!
Даже не подумав, а что же будет с ним самим, Глеб рванул к «залу».
– Стойте! Стойте! – закричал он, размахивая руками. – Остановитесь! Вот он я!
Наконец-то очухавшийся караульный развернулся и навел на него автомат. Кто-то крикнул:
– Не стрелять!
Кто-то ахнул:
– Вот это уродина!..
Мутант разглядел наконец всех храмовников. Их было тут человек тридцать-сорок, не больше. Некоторые сидели на скамьях из досок, многие вскочили на ноги. Мужчин раза в два больше, чем женщин. Но у всех, это Глеб выделил сразу, были хоть и чистые, без признаков мутаций, но очень бледные лица. «Белые люди», – невольно подумал он с ноткой непонятного даже для себя презрения.
– Вот он я, – повторил мутант, остановившись перед храмовниками. – Это меня воспитала Святая.
«Не может быть! – побежало по толпе. – Жуть какая! Чтобы у Святой – и этот…»
– А ты не врешь? – выкрикнул один из мужчин.
– Зачем мне врать? Пусть я урод, но я же не дурак, чтобы самому лезть в петлю!
– Но подкидыша украл Дед Мороз! Так ведь, Лола?
Невысокая молодая женщина с черными прямыми волосами до плеч, одетая, как и мужчины, в мешковатые черные штаны и куртку, но, несмотря на это, очень изящная, посмотрела на Глеба, но тут же отдернула взгляд. Поежилась, потом коротко кивнула.
Мутанту вдруг стало очень обидно. Его и до этого не раз и не два пугались люди, да что там – почти всегда пугались, увидев его впервые. Но ему не было до этого дела, иногда возникало даже некоторое чувство злорадства: «Ага, страшно? Да-да, я такой, бойтесь меня, бойтесь!» Но сейчас, когда вздрогнула и не смогла смотреть на него эта славная девушка, Глеб лишь еще отчетливей почувствовал свою ущербность, свою пугающую чуждость для людей – не только этих, а вообще. И от этого стало больно. Горький ком неожиданно подкатил к горлу и пришлось сделать усилие, чтобы его «проглотить».
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
