другие, что на них напали хетты.
Люди замахнулись на меня мечами, и несколько стрел были направлены в меня. Но свет костра обманчив, и я прошел через весь ассирийский лагерь, не получив ни царапины. Ни у коня, ни у девушки не было.
Когда я пробегал мимо последней линии палаток, я осознал, что кто-то был рядом со мной, верхом на лошади и мчался со скоростью ветра.
Полуобернувшись, я поднял свой меч, но всадник пронесся рядом со мной, и я увидел, что он безоружен.
“Побереги свой меч для ассирийцев!” - крикнул он на языке хита. “Я твой друг, будь ты хеттеянином, васанитянином или дьяволом! Все, о чем я прошу, это сопровождать тебя ”.
Я мог бы сказать, что он не был ассирийцем.
“Приходи, если хочешь”. Я ответил.
Это была поездка! Я никогда этого не забуду.
Это была поездка, достойная воспоминаний, я мчался на лошади, едва ли менее быстрой, чем ночной ветер, который бил мне в лицо, развевая по моему лицу и плечам мягкие волосы девушки, которую я нес перед собой; и и странный всадник, ехавший рядом со мной.
Дикая скачка, и незнакомец сделал ее еще более дикой, выкрикивая варварский боевой клич, пока я не приказал ему замолчать, чтобы он не выдал нас ассирийцам.
У меня не было желания получить стрелу от часового моего собственного народа, и я не хотел ввергать лагерь в панику.
Поэтому вместо того, чтобы ехать прямо к лагерю киданей, я свернул и объехал его, остановившись на некотором расстоянии от лагеря и, конечно, на большем расстоянии от лагеря ассирийцев, хотя и не так далеко, как я мог бы пожелать.
Я спешился и снял девушку с лошади. Она прижалась ко мне, и я знал, что она напугана. Я попытался успокоить ее, как мог, а затем обратился к незнакомцу: “Мы подождем здесь до рассвета, а затем войдем в лагерь хеттов”.
“Хорошо”. - ответил он.
Мы привязали лошадей, а затем устроились поудобнее, насколько могли, среди группы огромных валунов, которые давали тепло от холодного ночного воздуха, а также служили укрытием от ассирийцев.
Мы с незнакомцем сидели лицом друг к другу, прислонившись спинами к валуну. Девушка прижалась ко мне, вздрагивая при каждом слабом звуке, доносившемся из далекого ассирийского лагеря. Бедное дитя было очень напугано, но, казалось, она полностью доверяла мне.
В темноте я не мог разглядеть черты лица незнакомца и подумал, что это за человек. Мы разговаривали вполголоса.
“Кто бы ты ни был, ” сказал он со смешком, “ и какова была твоя миссия в том лагере ассирийских дьяволов, я, несомненно, обязан тебе жизнью. Действительно, ассириец поднял свой меч против меня, когда эти лошади промчались через лагерь, сбили с ног ассирийца и рассеяли остальных, кто держал меня. Итак, я вскочил на спину одной из лошадей, сначала сбив с ног двух или трех ассирийцев, чтобы они запомнили меня, и поехал за этим. Я заметил, как ты выезжал из лагеря со скоростью, которая, казалось, указывала на то, что тебе здесь не очень рады, поэтому я решил разделить с тобой свою судьбу. По крайней мере, на данный момент. Затем, слегка изменив тон: “Кажется, хорошенькая маленькая ассирийка пришла достаточно охотно, или ты напугал ее, чтобы она подчинилась?”
Я видел, что он принял девушку за ассирийку, которую я увез насильно.
“Девушка не ассирийка, - ответил я, - и я не похищал ее. Она была пленницей ассирийцев, и я спас ее, убив ее похитителя”.
“Хорошо”. он тихо поаплодировал. “Ты хеттеянин, я улавливаю твою речь”.
“Да, я Лакур, лучник Кархемиша. А ты–”
“Меня зовут Амон, - ответил он, - и я амаликитянин”.
“Амаликитянин? Тогда что ты делаешь так далеко на севере?”
“Я в некотором роде странник”. он ответил с капризом: “У меня всегда была тяга видеть новые места и незнакомые земли. Я сражался в армии Вавилона, когда меня захватили эти ассирийские дьяволы.”
И так мы разговаривали, рассказывая друг другу истории о войне, лагерной жизни, городах и нациях, разговаривая тихо, чтобы не разбудить девушку, которая спала в моих объятиях.
Я рассказал ему о великой нации Кхита и могущественном городе Кархемиш, а он рассказал мне о своей земле, которая лежала на границе пустыни Шур. Он рассказал мне о войнах с филистимлянами, аморреями, хананеями и мадианитянами. Он рассказал мне о Соленом море в земле Аморреев, и о заливе Акаба, и о пустыне Син, на границах которой обитали ханаанские великаны. Он рассказал мне о городах Хорив, Кадес, Газа, Аскалон и Вавилон.
Он не был хвастлив в своей речи, хотя путешествовал дальше, видел больше достопримечательностей и незнакомых земель и участвовал в большем количестве сражений, чем любой другой человек, которого я когда-либо видел.
Он также обладал даром речи, и простым рассказом истории он сделал ее настолько ясной, что его слушатель сразу же представил в уме картину того, что рассказал амаликитянин.
Он был североамаликитянином, одним из племен, обитающих в Ханаане, между пустыней Сур и пустыней Зин. Южноамаликитяне жили в горах пустыни Фаран, к северу от земли мадианитян. Я слышал об амаликитянах, но первым, кого я встретил, был Аммон. Я слышал, что они были дикими племенами, свирепыми в бою, но миролюбивыми, если оставить их в покое.
Когда рассвет начал освещать суровый ландшафт пустыни, мы приготовились отправиться в лагерь хеттов. При свете я увидел, что Амон был довольно высоким, гибко сложенным мужчиной, с телосложением настоящего бойца: широкими плечами, узкими бедрами и длинными руками. У него был высокий и широкий лоб, свидетельствующий о высоком интеллекте, а его глаза были ясными и, казалось, лучились весельем и хорошим настроением. В целом Аммон Амаликитянин был красивым мужчиной, и я никогда не видел человека, чья внешность нравилась мне больше.
Мы разбудили девушку. Она вздрогнула, в ее прекрасных глазах был испуг, но, увидев меня, улыбнулась и протянула ко мне руки, как доверчивый ребенок. Она с любопытством уставилась на Аммона Амаликитянина.
“Воистину, она не ассирийка”. Он прокомментировал: “Она также не хеттеянка, не васанитянка и не вавилонянка”.
Он говорил с ней на нескольких разных языках, и наконец, казалось, что он использовал тот, который она могла понять. Ее лицо просветлело, и она ответила. Они поговорили некоторое
