На сером, серебристо-шелковом от старости пне дремала гадюка. Услышав шаги, повернула к Лике грациозную головку, разящую, хищно красивую. И сама она была – чернь по серебру. Змея беззвучно заскользила между кочек и скрылась в норе между древесных корней. Лика проводила ее глазами: у корней дерева сидел огромный белый волк. Змей и волк у корней могучего древа – знамение великой битвы в северных сагах.
– Лика!
Она вздрогнула и подняла глаза:
– Влад…
Он стоял перед ней в отблесках молний. Яркий свет шел от его лица и рук.
– Ты живой!
Он отвел от ее лица размокшие пряди:
– Пойдем… Я покажу тебе Алатырь.
– Нет, не время… Он там бьется, один… Помоги ему! – Она говорила горячо, бредово и с силой тянула его за руку.
– Не бойся за него. Он уже победил. Героя нельзя уничтожить силой оружия. Сегодня – начало битвы, личной битвы каждого… И твой муж должен сам свершить свой подвиг. Пойдем, Лика… – Он взял ее руку. На миг ей показалось, что ее ладони коснулось пламя.
Они шли по заповедному лесу. Из чащи выходили олени, и оставшиеся зимовать птицы провожали их радостным звоном. При виде их волновались почти уснувшие осенние деревья. Они взобрались на невысокую сопку. На вершине ее, закрытая со всех сторон валунами, зеленела свежей травой округлая поляна. Голубой полупрозрачный кристалл врос основанием в искристую живую траву. Это была высокая стела из светлого кварца. На поверхности камня был выплавлен глубокий барельеф. Волшебные растения и животные и люди, прекрасные, как Боги, танцующие в райском саду… Ниже располагался алфавит. Буквы сплетались в сложный узор. Остальная поверхность камня была гладкой, мерцающей изнутри. Лика завороженно коснулась камня ладонями. Он оказался неожиданно теплым, как человеческое тело. В глубине камня рождались световые волны.
Она встала на колени и долго стояла в молчании, изумленно и радостно читая древнюю вязь, рождающуюся на светлой поверхности.
– Это же буквы Златой Цепи, Грамота миров… – прошептала она. – Ты нашел Алатырь-камень!
– Лика, подумай… Хочешь ли ты вернуться во Внешний мир? Останься здесь, и твое дитя станет бессмертным веди, спасителем и воином.
Она закрыла глаза руками от слепящего блеска, идущего из глубины камня:
– Нет… Я ухожу… Прости меня, прости…
– Лика! Остановись! – Молник схватил ее запястья и поднял к небу. Лика стояла, вскинув руки. Тучи раскрылись, и сквозь голубую небесную скважину упал солнечный луч. Положив ладонь на ее вздрогнувший живот, Молник сказал: – Это дар Ясны твоему будущему ребенку. Когда он на учится ходить, ты приведешь его сюда. Знания Внешнего мира не нужны ему. Он вырастет здесь, на Ясне. На Ясне через двадцать пять лет сольется и наша кровь. Мы никогда не будем вместе. Но наша любовь взойдет в наших детях, твоем сыне и моей дочери. Отсюда, из северных лесов, выйдет ядро новой расы, спасительницы мира от зла…
Лика успокоилась, задышала ровнее.
– А теперь торопись… Он еще жив!
* * *
Вертолет вынырнул из-за лесного гребня и, снижаясь, пошел на Вадима, на ходу выбрасывая солдат, похожих на черных шевелящихся личинок. Тяжелая машина взмыла выше и, вдруг попав в светящиеся сети, крутанулась на месте, заглохла и распалась надвое, вертолетные обломки ярко вспыхнули и исчезли, оставив в небе прозрачный чад. В том месте, где только что барражировал вертолет, мерцала сияющая точка, словно над озером стояла яркая звезда, сжигающая зло.
Вадим залег за камнем, расчехлив пистолет. Черные солдаты появились со стороны озера. Они рассыпались по поляне, прячась за валунами. Вскоре он понял, что нападающие палят беспорядочно. Это был отряд без командиров. Скорее всего, «голова» операции сгорела в вертолете.
Внезапно земля и небо вздрогнули от далекого взрыва, и со стороны храма отца Гурия высоко взметнулось густое горчичное облако. Вадим косил их огнем ненависти и ледяной яростью. В него били со всех сторон, но серый камень хранил его и отражал автоматные очереди нападавших. Черные низкорослые фигуры в кожаных шлемах-полумасках так и не смогли взять его в кольцо. Несколько трупов лежали поодаль, двое или трое остались за валунами «обсерватории», но патроны были на исходе. Вадим подпустил близко неуклюжую мешковатую фигуру и ударил из-за камня. Нападавший успел сделать несколько шагов и завалился набок. Тело его замерло в трех метрах от камня-следовика. Резким броском с перекатом Вадим вывернулся из-за камня и успел выхватить из его рук маленький пистолет-автомат. Он не сразу понял, что ранен. Лишь через минуту он почувствовал боль, рубаха на груди намокла, от крови ало заблестела трава. Он отстреливался одиночными, экономя патроны. Стрелял метко и видел, как от его выстрелов заваливаются в траву черные тупоголовые личинки. Атака захлебнулась. Пошатываясь, он добрел до ближайшего трупа, сорвал черный кожаный шлем-маску: Щелкунчик! И еще, еще один… Рыжеватые волосы монстров шевелил ветер. «Сеиримы», солдаты Армагеддона, боевые машины будущего…
Он сел, прислонившись спиной к камню-следовику, сухо и твердо перевязал рану на груди и долго смотрел за озеро, на холодную желтую зарю.
Через бывшее поле боя к нему бежала Лика. Подбежала, припала к его плечу и наконец-то заплакала освобожденно. Пепельные губы Вадима жалко шевельнулись, он еще силился улыбнуться, утешить ее. Розоватая пена вспучилась в уголках рта. Он отер губы здоровой рукой. Кровь на губах – плохой знак, наверное, пуля задела легкое.
– …Олененок, родной… – прошептал он с тяжелыми всхлипами. – Эти твари взорвали храм. Но я убил их… всех…
Она помогла ему встать, подставила плечо, поддерживая, повела к озеру. Держась друг за друга, они спустились к кромке воды. Каждый следующий шаг давался ему труднее. Повязка быстро набрякла кровью. Лика почти доволокла его до берега. Они легли у водной кромки и жадно пили озерную воду. Лика неумело сделала перевязку. Обложила слабо кровящие скважины листьями крапивы, спеленала грудь остатками белой вышитой рубахи.
– Лика, нам надо переправиться за озеро, там живет моя мать. Если умирать, то лучше там… – позвал Вадим.
Но она словно не слышала его, думая о своем.
– Там, за болотом, я встретила Влада. Он живой, он говорил со мной…
– Если ты еще любишь его… уходи… – Он крепко прижал ее голову к своему плечу.
Она не поняла, не запомнила его последних слов. Но она слышала прерывистый стук сердца и по дрожи в ладонях поняла все.
Немного погодя он едва слышно заговорил, с трудом подбирая слова, при каждом усилии или глубоком вздохе рана кровила.
– Сделай плот… Здесь на берегу есть сухой топляк, коряги… Возьми нож, нарежь ивы… Скрути бревна лозой, лапник соберешь потом… И длинный шест… Я покажу, куда плыть…
Она по колени заходила в стылую воду, работала быстро, яростно, словно с ней была молитва Ясны, и силы ее не убывали, и осенний холод не причинял ей вреда.
