это умение такое же как для остальных есть, пить или дышать.
Немного проскакав галопом, Ирэн и бабушка Нино притормозили коней и поехали шагом, так, чтобы сильно не отрываться от охраны и от остального каравана.
И Ирэн задала вопрос, который мучил её ещё с самого утра, когда она увидела всё семейство Дадиани в сборе, хотя они и не договаривались выезжать из столицы в один день:
— Нино, а всё-таки, почему вы так быстро собрались и решили уехать из столицы?
— Вай, Ирэн, ничего от тебя не скроешь, но это не моя тайна, может, если придёт время, узнаешь, а не придёт, то и не надо тебе того знать.
Ирэн настороженно взглянула на княгиню Дадиани.
Та верно поняла её взгляд:
— Не бойся, Ирэн всё по чести и, по совести.
Ирэн подумала: — по чести и по совести, это хорошо, но вот как быть, если это не соответствует государственным интересам? Может ли быть такое?
А вслух сказала:
— Если эта тайна не несёт вреда мне и моим близким, пусть остаётся тайной.
Глава 39.
Больше дорога не принесла никаких сюрпризов. Доехали до Никольского. Дадиани поняли, что в имении Лопатиных разместиться будет крайне сложно, и так как ещё в столице договорились с наместником, то остановились в уездном городе в его особняке.
А вот всё сопровождение, включая Якоба Морозова и Шейха Али-Мирзу остановилось в имении Лопатиных, уверяя Леонида Александровича, что они солдаты и им будет вполне достаточно небольших комнат, которые тот смог предоставить.
Казачья сотня, передав Ирэн и семейство на руки основной охране, которая по мнению сотника Алексея Каледина «набрала жирок», пока «баре гостевали в столице», с гиканьем укатила к помещице Красновой. Там были их дома, семьи, всё-таки почти три недели не видели родных.
Ирэн с наслаждением вдохнула воздух, наполненный пряным ароматом луговых цветов, земли и чего-то ещё очень родного. Увидела стоящую на крыльце дома Пелагею, и чуть не расплакалась, так соскучилась по ней, даже по Никодиму соскучилась.
Никодим сперва изображал насупленного начальника охраны, а потом плюнул на весь этот этикет и стал по очереди подкидывать вверх мальчишек, приговаривая:
—Ничего себе выросли, прямо богатыри, или это вы разъелись там на московских харчах. Вот завтра на площадке я вас погоняю.
Мальчишки радостно кричали и смеялись, и Ирэн поняла:
— Я дома, и как будто струна, державшаяся натянутой всё то время, что она была в столице, вдруг ослабла и стало даже легче дышать.
Якоб держался несколько отстранённо, он и в дороге ни разу не сделал попытки приблизится или поговорить приватно. Хотя там особо и возможности такой не было. Ехали-то большим караваном, все у всех на виду.
Вот и сейчас Ирэн увидела, как Якоб о чём-то разговаривает с Леонидом Александровичем, рукой, указывая на нескольких инженеров, которые тоже выгружали из повозки вещи.
— Ничего себе добра-то из столицы привезла, — широко улыбаясь, шутливо говорила Пелагея, — мужиков цельный батальон, телеги, да ещё и ханиданцев где-то прихватила. Вот всегда знала, что ты хозяйственная, но не думала, что настолько.
— Да уж, — в тон ей отвечала Ирэн, —это ты ещё княжескую семью Дадиани не видела, но погоди, кто-то из них обязательно приедет.
Мальчишки и Танюша тоже подошли к Пелагее обниматься, и им тоже от неё «досталось». Обнимая близнецов, Пелагея гладила их по лохматым макушкам и говорила:
— Ничего себе вы вымахали, как теперь будете в доме ходить, с таким ростом отцу придётся потолки переделывать, чтобы вы головами не упирались.
Обняла Сашеньку и порадовалась, что тот ещё больше окреп и выглядел всем довольным.
А Танюша продемонстрировала умение, приобретённое в дороге: говорить букву Р, правда выговаривала она её пока только в одном слове: Ка-рр(л), а во всех других пока не очень получалось. Да и в слове «карр» последняя буква частенько заменялась на Л.
Мастеровые все разбежались по своим домам, Кулибину Ирэн пока выделила бывшую мастерскую Павла, которая пока пустовала, освободившаяся после того как внук Ариста Петровича Шехтера Самуил взялся строить фабрику. Часть цехов были уже построены, и он перевез всё оборудование в более удобные мастерские.
Конечно, Кулибину нужно было помещение побольше, и Ирэн планировала построить большой ангар, по типу как у Ивана Ивановича Картузова его литейка, но пока это были планы, а в этом доме он мог жить и творить уже сейчас.
Профессор Шмоль и профессор Гукасов не поехали вместе с Лопатиными, потому как им надо было закончить один эксперимент, да ещё и упаковать хрупкое оборудование. А Ирэн с Леонидом Александровичем должны были к их приезду подготовить помещение, куда профессора могли бы смонтировать всё, что привезут.
Уставшие, но довольные, все собрались за большим столом на ужине и слушали рассказы Пелагеи, которую на этот раз удалось усадить за один стол с барином и барыней. Управляющего тоже посадили за общий стол, и он немного дополнял Пелагею, рассказывая про новости уезда и имения.
— Ах, Ирэн Леонидовна, — восхищённо закатывая глаза, говорила Пелагея, — вы бы видели какой храм построили. Я вот не могу удержаться, каждый день туда езжу, просто, чтобы посмотреть. Стоит себе на холме, белый такой, а на душе так сладостно становится. Строители говорят, что они никогда так быстро не строили. Даже Василий, вы ведь помните бригадира ихнего Василия? И тот удивляется, а ведь мужчина опытный.
Так за разговорами пролетел вечер, и все буквально рухнули в подготовленные кровати. Даже домашние слуги, которым тоже досталось, ещё бы, столько комнат подготовить.
На следующий день Ирэн планировала съездить в Никольский, проведать мыловаренную фабрику и поговорить с Иоганом Шульцем по поводу помещений под бумагоделательную фабрику.
Недалеко от новой фабрики должна быть вода, бумагоделательная машина должна приводиться в движение чем-то мощным, для того чтобы роллы внутри могли размолоть материал
