Глава 28
Косме и Мара делают все возможное, чтобы помочь мне привести себя в порядок в ванной комнате. Они выжимают мою пропитанную кровью одежду и бросают ее в угол. В нашей суровой комнате нет проточной воды, поэтому они протирают мою кожу оторванным куском простыни. Мой живот пульсирует, и раны, которые я себе нанесла, продолжают кровоточить, но я чувствую себя немного менее застывшей и холодной, когда Мара обвязывает вокруг меня оставшийся кусок простыни и ловко завязывает концы на моем плече.
— Когда охранники придут в следующий раз, я попрошу у них ведро воды, — говорит она.
Мы собираемся в спальной комнате. Стоят только Хакиан и Мара, остальные сидят на кроватях, ноги свешиваются над полом. Теперь мы легко размещаемся, без одного человека.
Хакиан решается нарушить молчание:
— Мы можем одолеть охранников. Нас восемь. У нас есть нож.
— Слишком маленький дверной проем. Нам надо их сокрушить, а им — всего лишь держать нас внутри. И без оружия…
Голос Косме тверд, слез в глазах нет. Я сжимаю зубы от неправильности того, что она может игнорировать потерю брата, когда я едва дышу от горя.
— А если заманить одного из охранников внутрь? — предлагает Бенито.
— Или даже двоих, — кивает Хакиан. — Не думаю, что нас охраняет больше четырех за раз. Таким образом, половина привлекает охранников, половина — штурмует выход.
— Без жертв не обойдется, — говорит Косме. — У них есть оружие. У нас нет.
В смятении мы смотрим друг на друга. Она, конечно, права, и после этого дня перспектива потерь предстает перед нами невероятно реальной.
— Пора, — шепчет Косме. — Объявить о себе перед князем.
Но ее голова опущена, и кулак, вцепившийся в одеяло, побелел. Я понимаю, что она ненавидит его. Это не антипатия, не дискомфорт и не стыд, это бушующая ненависть с примесью страха.
— Это может ухудшить ситуацию, — говорит Хакиан. — Что он сделает, узнав, что его дочь предала его и присоединилась к Мальфицио?
— Не надо, Косме, — шепчу я. Я смотрю на пол, на свои босые ноги, на цепляющиеся за край потертого ковра пальцы. Но я чувствую, что все они смотрят на меня. — Тревиньо блефует. Инвьерны двинутся на него из-за нашего яда, и он пытается обезопасить себя, предлагая им Мальфицио. Но им не нужен Мальфицио, им нужен мой Божественный камень.
— Но ты не можешь сдаться им, — говорит Косме, приседая передо мной.
Я чуть не смеюсь.
— Когда вы похитили меня и еще не были уверены, что я могу помочь вам, ты сама хотела вырезать из меня камень, помнишь?
У нее перехватывает дыхание.
— Умберто защитил тебя, — шепчет она. — Пусть это будет не зря.
На миг черное облако печали застит мне глаза. Это будет душить меня. В глазах темнеет.
— Элиза!
Я расшатываюсь и встаю с постели, чтобы походить, потому что тишина становится угрожающей. Ходьба отдается в моем раненом животе, и камень кажется более тяжелым, чем обычно. Но боль прочищает мне ум.
— Я не собираюсь сдаваться, — уверяю я их.
— Тогда что мы делаем? — спрашивает застенчивый Бертен. Ему не больше тринадцати, и он до сих пор долговяз, со слишком большими руками.
— Как и ожидается, мы с Бенито пойдем к князю. — Как странно, что я питала такое отвращение к использованию ножа против человека. Теперь я наслаждаюсь перспективой. — И завтра я убью Тревиньо.
Князь посылает нам скудный завтрак из овсяной каши и слабого вина. Я ем вместе со всеми, зная, что мне нужны силы. Спустя несколько минут я все это оставляю в ванной.
Князь зовет нас раньше, чем мы ожидали.
Нашу просьбу о воде удовлетворяют тремя ведрами. Одно мы используем, чтобы смыть кровь с одежды. Поэтому я снова одета в кожаный костюм, когда охранники приходят забрать меня и напуганного Бенито. Я смотрю на свой жилет, когда они вытаскивают меня в коридор. Влажная кожа затхло пахнет, непроницаемая, словно моя вторая кожа. Но пятна, теперь темно-коричневые, напоминают мне о моей цели, и готовят меня к тому, что я должна сделать.
Князь ожидает нас, сидя за вычурным столом. Сегодня он одет в зеленое с золотой бархатной отделкой. От этого его кожа выглядит желтее, но зато волосы его пышны как никогда. Тот же дурацкий амулет болтается у него на шее, и мой Божественный камень согревается, когда я смотрю на него.
— Леди Элиза, вы привели своего друга на смерть?
Мне нужно, чтобы он вышел из-за стола.
— Нет, конечно, нет. — Я опускаю голову в знак капитуляции. Пятно на ковре смотрит на меня, лужица охристо-красного на том месте, где Умберто умер на моих руках.
— Отлично. — Он поднимается со стула. Мое сердце колотится. — Я знаю, что послал за вами очень рано, и прошу за это прощения. Я привык держать свое слово.
Я не смотрю ему в глаза, боясь, что он прочтет в них мой план.
— Я беспокоилась, что вы измените свое решение, ваша светлость.
— Насчет чего?
— Что вы сохраните жизнь моим компаньонам, если я раскрою вам местоположение лагеря Мальфицио.
Он делает шаг ко мне с отеческой улыбкой на красивом лице.
— Как я уже сказал, я человек слова. Я вызвал вас так рано, потому что ожидаю очень важного гостя и надеюсь уладить наше дело до его приезда. Вы будете моим доказательством, понимаете, доказательством того, что я торговался за мир.
Его улыбка становится шире, черные глаза искрятся от восторга.
— Разве это не воля Господа, чтобы все люди жили в мире? Так говорит Священный текст!
И снова еще один акт поклонения Богу. Я вновь содрогаюсь, глядя на пятно на полу, чтобы скрыть свою реакцию. Интересно, что они сделали с телом. Слезы наполняют мои глаза, и я позволяю им литься. Я должна выглядеть слабой.
Он делает еще один шаг вперед.
— Так что теперь вы расскажете мне, где вы прятались все это время.
Я думаю о маленьком ножике Хакиана, спрятанном в моем сапоге. Тревиньо почти подошел достаточно близко.
— Леди Элиза? Если вы продолжите молчать, ваш друг умрет.
С тревогой я понимаю, что он не собирается подходить ближе. Поэтому я дергаюсь и падаю перед ним на колени. Позади себя я слышу звук обнажаемого меча.
— О, ваша светлость! — я рыдаю. Слезы текут так легко. — Мне нужно услышать это от вас!
— Что услышать от меня? — Он хотя бы не отходит.
Теперь я обращаю внимание на кинжалы на внешней стороне голенищ его сапог. Их лезвия больше того, что у меня.
— Скажите мне, что пощадите моих друзей, когда я все расскажу вам.
В отчаянии я хватаю его лодыжки. Я подтягиваю правую ногу вперед, чтобы использовать ее как рычаг.
