Платоном. И не одолевали меня переживания, коих я хлебнула с Леонидом. А была лишь сильная, непоколебимая вера, что мы должны быть с Тихоном вместе и сможем сделать друг друга обоюдно счастливыми. Но у отцовской машины отказали тормоза, и мы слетели в обрыв, не доехав до ЗАГСа. Тихон выбрался, а я нет, у меня заклинило ремень безопасности, и тело будто чем-то сдавило, что я не могла пошевелиться, мир перед глазами поплыл.
— Чёрт, чёрт, чёрт, — судорожно кричал Тихон, — Марта, смотри на меня, не закрывай глаза. Нет, умоляю, не умирай. Тебе рано. Чёрт. Ильинская. Я не могу его отстегнуть. Нет. Платон мне не простит.
— У тебя кровь, — махнула я рукой, глядя, как по белоснежной рубашке Тихона в области сердца разливается алое пятно.
А после меня накрыла дремучая темнота и кромешная тишина на долгих, бесконечно долгих 17 лет, спустя которые я услышала от Леонида: «Нам надо развестись и развенчаться».
— Тихоша, ты носишь его по сей день? — не поверила я глазам и встретилась с его красноречивым взглядом, преисполненным любви, как и в тот роковой день.
Алёна тем временем не сводила с нас раскрасневшихся глаз, от злости налитых кровью.
— Я жду объяснений, — Лёня вытащил из стойки с ножами блестящий тесак и замахнулся над Алёной.
— Ой, мамочки, — испугавшись, побледнела она и задребезжала.
— Ну вспомнила Марта, и молодец, — беззаботно выдала Алиса, что-то напевая себе под нос. — Вы тут это, — хмыкнула она, — разбирайтесь, а я отчалила на вечеринку, она уже в самом разгаре.
— Всем оставаться на своих местах, — приказал Леонид, и девушки в ужасе застыли, как ледяные статуи, — пока я главный в доме! И я решаю, когда вы его покинете! И только пикните, хоть одна, Богом клянусь, возьму грех на душу и пристрелю! Или прирежу!
А дальше я в замедленном действии непредсказуемо и внезапно для всех и особенно для себя тихо поднялась со стула и подошла к разгневанному Леониду сзади.
— Дорогой, дорогой, — постучала я Липатова по спине, и от неожиданности он выронил тесак себе на ногу, выругавшись матом.
— Марта, чтоб тебя, — продолжил он браниться, — ты чего подкрадываешься?
— Лёнечка, не злословь, здесь же дети, — оскалилась я и подмигнула Алисе, — наши с тобой дети. И Бога всуе зазря не поминай, а то накликаешь на себя гнев Всевышнего.
— Я не въехал, — психанул он, поджав болезненно под себя подбитую ногу, — к тебе вместе с памятью вернулись бесстрашие и бессмертие.
— Так они у меня были, бесстрашие то с бессмертием? Это вы меня их лишили да разум мой затуманили что ли? Ай, бесовские отродья. — зыркнула я на Алёну, Изольду и Леонида. — Я же тут кое-что вспомнила, нелюбимый муж. — устрашающе подняла с пола тесак и припугнула им преступную троицу. — А венчания то и не было у нас. И свадебка то была ненастоящая. Да, тётя Маша? — яростно заорала я, задрав голову наверх и смерив взглядом камеру в углу. — Выходи, чего притаилась? Что, денежки моего папочки прибрать не получилось, так ты позарилась на богатства Платона? — я перевела взгляд на Алису с Алёной, с минуту соображая, и сообразила. — Ах, вы вон как придумали!
— И что же мы придумали, голубка моя? — прошелестела юбкой по полу и язвительно спросила тётя Маша.
— Марья Тимофеевна, вы здесь? Я не знал, клянусь, сейчас-сейчас, — засуетился шкодливо Леонид, — девочки, чего стоим, хватаем Марту и тащим наверх. Изольда, вколи ей то лекарство. Алиса, не стой столбом, делай что-то.
— Замолчи, окаянный, чего раскричался да расшумелся? — привычно заговорила ведунья — она же тётя Маша или Марья Тимофеевна и несостоявшаяся жена моего папеньки.
— Здравствуй, мачеха, — расхохоталась я и раскрыла руки для объятий, — ножа за спиной не держишь?
— Ну что ты, Марточка, — цепко стиснула меня она, — ты же знаешь, у меня другие методы воздействия.
— О да, мне ли не знать. — мы обе прыснули со смеху. — Хорошо подобрала девицу, точно я в молодости. — указала я на Алису.
— Находка моя, — возгордилась тётя Маша, — как увидела Алисочку, так тебя в молодости и вспомнила.
— И выдала за мою дочь, умно, — согласилась я, — а сестрица Алёнушка на меня и не похожа совсем, в тебя пошла, Марья Тимофеевна, не в папину породу.
— Сестрица?! — в один голос воскликнула троица.
— Хех, каково это чего-то не знать, а? — ухмыльнулась я им ответ.
— Вот и я, приплыла к тебе в руки, как золотая рыбка. Чего исчо изволишь? Заколдовать, заворожить да закружить меня? В толк никак не возьму, а Платона вы на кой угробили?
— Да не угробил его никто, Господи, — взвизгнула Алёна, — мама, я не смогла, не смогла. Рука не поднялась. Он же живой человек, столько хорошего для нас сделал, так к нам радушно относился. Я же люблю его! Я же ему назло приняла ухаживания Тихона. Я думала, Платон увидит меня с другим и приревнует, назад ко мне попросится. А у него на этой свет клином сошёлся! — метнула она в меня молнии взглядом.
— Я знаю, — тётя Маша заботливо погладила дочь по волосам, — знала, что ты не сможешь. Ты только кулаками способна размахивать, а сердце то у тебя доброе, любящее.
— Тогда зачем был спектакль с убийством Платона? — взбеленился Леонид.
— А, чтобы ты не напортачил, беспокойный больно, да Марту осадить пыталась, ежели сбежать вздумает, — объяснила ведунья. — Но Марта себе не изменяет, как всегда, полна сюрпризов. Что тогда, что сейчас снова выбрала Тихона.
— Ты для этого мне во сне сказала, что кота Тихоном зовут? Чтобы подтолкнуть меня к забытому любимому? Ты же это нарочно сделала?
— Какой сон, Марточка? Какой кот? — сделала тётя Маша вид, что не поняла, про что я спросила.
— Ах, вот почему она так долго ничего не помнила? — проснулась Изольда. — Гипноз, вы применяли к ней гипноз? А под ним да после комы, да под воздействием того, чем я накачивала Марту, вообще нереально было что-то вспомнить.
— Боже, Изольда, ты меня поражаешь, такие экстросенсорные способности пропадают, — поглумилась над ней Марья Тимофеевна. — А ты грешила на свои капельницы с таблетками, что они волшебные? Наивные. — закатила она глаза. — Да из вас всех одна Марта то трезво и мыслила и сквозь призму розовых очков на жизнь не смотрела. И с Тихоном у них любовь настоящая, это я вам, — обратилась она к нам с любимым, — как пожившая жизнь говорю и как ведунья, что видит будущее. Так что, благословляю вас, дети мои, — провозгласила иронично она, пустив скупую слезу.
— Ага, — заржал Тихон, — осталось только добавить: «Плодитесь и размножайтесь».
— Да пожалуйста, — мачеха
