считаю, никто ей ничего не делал, во всяком случае, нарочно, но, наверное, она сама была с каким-нибудь парнем, а потом об этом пожалела. На этих вечеринках разнузданность была полная, вполне могло быть, что кто-нибудь что-нибудь сотворил в таком состоянии, а потом сам об этом пожалел.
– А ты что делала на этих вечеринках, Дагни? – раздался голос Адальхейдюр.
Дагни закатила глаза:
– Мама, я туда и ходила-то всего раза два-три, и в отличие от многих этих ребят, я не улетала в другой мир.
– А что это была за девочка? – спросила Эльма. Она сомневалась, что ее сестра – прямо такой уж ангел, каким хочет выглядеть.
– Вроде бы ее звали Вильборг. По-моему, она в Акранесе больше не живет, уехала вообще сразу после этого. – Дагни начала рассеянно листать газету.
– А какое у нее отчество, ты помнишь?
Дагни помотала головой, не отрываясь от газеты:
– Нет, она на два года старше меня. Но это несложно выяснить.
Эльма смерила сестру взглядом. Иногда она все еще желала, чтобы они общались теснее. Дагни еще не ходила к ней в гости в ее новую квартиру. Они виделись только у родителей. Эльма помнила, как в детстве отчаянно желала, чтобы Дагни обратила на нее внимание. Она считала сестру примером и так хотела делать все как она – и быть как она. Но Дагни заговаривала с ней лишь для того, чтобы она отстала, или когда пропадала какая-нибудь вещь, и она обвиняла в пропаже младшую сестру. Сколько ни пыталась мама уговорить Дагни, та не желала водиться с младшей. О том, чтобы она брала ее с собой в гости или сидела с ней, и речи не было.
Эльма порой задавалась вопросом: не хотела ли Дагни, чтобы ее сестра не рождалась. Мама порой посмеивалась над завистливостью Дагни. Что, мол, она не желала держать сестренку на руках и плакала, когда все внимание сосредоточивалось на Эльме, а не на ней. Может, тогда все и началось. Эльма всегда считала, что это как раз она такая непутевая. В детстве она винила себя в том, что Дагни не хочет с ней дружить. У Дагни много друзей, она красивая – значит, это с Эльмой что-то не так. С годами она поняла, что они просто непохожи, и к подростковому возрасту ее обожание Дагни переросло в злость. Она любила сестру и была без ума от ее детей, но сомневалась, что когда-нибудь сможет простить ей, как она обходилась с ней в детстве.
– Ну, мне пора. – Дагни наконец оторвала взгляд от газеты. Она допила кофе и встала. – Пока, мама, – крикнула она из прихожей.
Эльма закатила глаза и крикнула как можно громче:
– Пока, милая сестрица!
До них донеслось хлопанье входной двери, и Эльма усмехнулась матери, которая издала стон, с трудом пытаясь спрятать улыбку.
* * *
Они пригласили их на ужин. Такое бывало нечасто. Они редко собирались вместе, только по особым случаям: дни рождения, Рождество, Пасха. Правда, Ауса видела Бьяртни почти каждый день, когда приносила в офис обед для отца и сына или когда он забегал к ней по дороге с работы. Бьяртни не забывал мать – этого у него было не отнять. Зато Магнея приходила редко и только если ее заставляли. Потому Ауса удивилась, получив приглашение. Приглашение на ужин без торжественного повода. Это что-то новенькое, подумала она про себя, вешая трубку телефона утром.
Она оделась в ту же одежду, что на ужин у Тоурни. Уже готовая к выходу, она сидела на диване в гостиной и вязала, когда домой пришел Хендрик. Она довязывала комбинезон. Светло-розовый, в прикрепленными к нему варежками и носками. Она отложила его и ненадолго забылась, любуясь своей работой. Погладила мягкое вязание, приложила к нему различные пуговицы. Когда наконец пришел Хендрик, он только сменил рубашку и побрызгался одеколоном, хотя последнее было и не нужно. Ауса думала, что упадет в обморок от гнетущего запаха в машине. Но она не открывала окно, а сидела неподвижно и молчала.
Они тихонько постучались в дверь Бьяртни и Магнеи. Когда к ним приходил Бьяртни, он никогда не стучался. У него были ключи, он приходил и уходил, когда ему вздумается. У них, конечно, тоже были ключи от дома Бьяртни и Магнеи, но им не хотелось ими пользоваться. Сейчас это было некстати.
К двери подошел Бьяртни. Как и всегда, Ауса не могла сдержать улыбки при виде него. Такой он пригожий! Ребенком он был красив – миленький мальчик, – и сейчас вырос в красавца. Высокий, мощный, светловолосый, голубоглазый.
– Привет, мама. – Он обнял ее, а отцу всего лишь подал руку. Он повесил ее пальто в шкаф.
– Да ладно, я бы и сама это сделала, у меня еще руки не отсохли, – начала возражать Ауса. Но все же благодарно улыбнулась Бьяртни. Но едва в дверях появилась Магнея, улыбка пропала.
– Привет, – сказала Магнея, и как всегда, ее голос звучал как-то чересчур весело, из-за чего Ауса не верила ни единому ее слову. Магнея поцеловала их обоих в щеку – Ауса не могла справиться с раздражением, которое охватывало ее при виде того, как Хендрик в это время обнял ее за талию.
– Что будете пить? Воду, кофе? Вино?
– Голубушка, будь так любезна налить мне капельку виски, – сказал Хендрик тем самым тоном, которым всегда разговаривал с Магнеей. Он уселся в кресле в парадной гостиной и откинулся на спинку. Куда бы Хендрик ни приходил, он везде вел себя как дома. Ауса примостилась на краешек дивана.
– А ты, Ауса, что-нибудь будешь? – спросила Магнея, подав Хендрику бокал виски.
– Нет, спасибо. – Ауса попыталась изобразить вежливую улыбку.
Магнея села в гостиной, и там воцарилось неловкое молчание, пока не вошел Бьяртни. Он всегда умел разрядить атмосферу и дать окружающим расслабиться. Наверное, это и привлекало к нему людей. Когда он был маленьким, в доме всегда было полно мальчишек. Дверной звонок не умолкал, и все эти гости настолько не давали покою, что в какой-то период Аусе пришлось ввести правила: до четырех часов никому приходить нельзя, а разойтись по домам все должны до половины седьмого.
Ауса понимала: лидерами рождаются. Она знала это с тех пор, как Бьяртни был еще двухлетним малышом. Он родился в июле, знак зодиака – Лев, и ей это всегда казалось немного символичным. Бьяртни порой напоминал ей большого величественного льва, который важно выступает и окидывает взором свой прайд. Даже в детском саду у него был богатый выбор друзей, а позже –
