— У данной цивилизации, Алексей Михайлович, но не у цивилизации как формы существования разума вообще. Они стали другими — ну и что же? Лавровский верно говорил, что за возрастание информации надо платить. Да он и сам заплатил, — ну, это другой разговор.
— Все тот же… Все тот же, дорогой мой Станислав. Цена выживания, цена приспособления к другим мирам — нет, она не может быть любой. Есть какие-то пределы… Sumus ut sumus, aut non sumus.
— Я знаю, что это значит, и не согласен с этим. Простите, я должен прервать разговор. Что-то мне не нравится Джон.
Коротков подошел к Баркли, неподвижно лежащему в кресле, и нащупал пульс. Покачал головой:
— Реакция на перевозбуждение. Помоги, Гриша, перенести его в изолятор.
Грегори живо подскочил, вдвоем они подняли Баркли под руки и осторожно вывели из кают-компании.
— Алексей Михайлович, — сказал Черных. — Должен вам напомнить: сегодня одна ветвь отделилась от Дерева. И готова отделиться вторая.
— Да, Олег. Помню.
Морозов прошелся вокруг стола.
Контакт, первая удачная попытка взаимопонимания Видимый успех геологической разведки. Нападения на роботов. Болезнь Баркли. Угрожающий рост Дерева и особенно — дочерних конструкций. Надо уходить, пока не поздно. Сворачивать экспедицию и уходить. Не сделав второй попытки, не углубив контакта? Нет, так нельзя. Единственная и, может, неповторимая возможность достигнуть понимания, преодолеть вражду. Володя радостно настроен, он готовится к новому «сеансу». Когда еще представится случаи, сулящий такую грандиозную перспективу?
Ох, как тяжела ответственность…
— Прошу внимания, — сказал Морозов, остановившись у того края стола, где сидел, допивая кофе, Чейс. — С рассветом начнем последний день работы экспедиции. Со мной пойдут Заостровцев, Коротков, Станко. Задача — продолжение контакта. Георазведка прекращается, чтобы не вызвать новых нападений и эскалации враждебности аборигенов.
Драммонд с чмокающим звуком разжал челюсти:
— Простите, сэр, но я вынужден возразить. Мы не можем прекратить разведку. Сегодня я наткнулся на полосу германитов и аргиродитов с совершенно небывалой, невероятной концентрацией германия в минерале.
— Охотно верю. Но не могу допустить роста враждебности.
— Вы же знаете, как истощены на Земле запасы германия, как он стал редок, а ведь на германии держится вся металлоорганика… Нет, как хотите, а нужна еще разведка, чтобы оконтурить хотя бы приблизительно…
— Понимаю, что значат богатые залежи германия. — Морозов очень старался говорить терпеливо. — Но поймите и вы: мы к ним никогда не прикоснемся, не получим ни грамма, если не наладим с плутонянами взаимопонимания. Они хозяева планеты, и помимо их воли и согласия мы тут не сможем добывать металлы. Поэтому я говорю: хотя опасность возрастает с каждой минутой, мы сделаем еще одну попытку контакта. Это сейчас важнее всего. Георазведка прекращается.
Драммонд поднялся. Он был хорошо тренирован, ни жестом, ни подергиванием бровей, ничем не выдал своего гнева. Он сказал убийственно ровным тоном:
— Вынужден подчиниться, сэр, но по возвращении сделаю заявление о своем несогласии с вами и о некомпетентности вашего руководства.
— Это ваше право, — таким же ровным тоном ответил Морозов и направился к выходу из кают-компании.
Роджер Чейс со стуком поставил чашку на блюдце.
— А знаете, Драммонд, старина, что сделаю я сразу после вашего заявления? — сказал он, свирепо улыбаясь. — Я набью вам морду.
…Еще не взошло далекое-далекое солнце, и только чуть посветлело над горной грядой, когда начался последний рабочий день экспедиции. Перед тем как покинуть приземлившуюся десантную лодку, Морозов сказал Олегу Черных:
— Включите все огни. Не спускайте глаз с Дерева. Готовность минутная.
— Есть, Алексей Михайлович, — ответил Черных.
С высоты своей рубки он все эти дни вел наблюдение — прямое и в инфракрасных лучах — за Деревом. Он понимал озабоченность начальника экспедиции: с каждым днем увеличивалась опасность, связанная с быстрым ростом Дерева. Будь его, Олега Черных, воля, он отменил бы сегодняшнюю высадку. И вообще отказался бы от этой зловещей планеты. Оставьте в покое аборигенов, не желающих общаться. Оставьте их наедине со своим Деревом, со своей судьбой. Но, конечно. Черных понимал и другое: нельзя пренебрегать даже малейшей возможностью диалога, контакта, общения.
Сильные прожектора и оптические системы позволяли ему видеть все, что делается вокруг лодки в радиусе четырех-пяти километров. Вот выехали из люка два вездехода — оранжевые машины с белыми знаками экспедиции, с гребнями выдвижных антенн. Черных смотрел с высоты, как вездеходы быстро покатили в сторону тау-станции, гоня перед собой два шара голубоватого света. Включил полностью бортовые огни, взглянул на приборы, добавил охлаждение реактора. Потом, направив всю оптику на Дерево, начал наблюдение. Он сидел в своем пилотском кресле насупясь, с сосредоточенным, серьезным лицом.
Подъехав к тау-станции, Морозов остановил вездеход. За истекшие сутки Дерево, может, и не так уж заметно подросло, но толще стали его ствол и ветви, по которым непрерывно текли светящиеся блоки. Они текли и по отделившейся ветви, наращивая ее. Другая ветвь, склонясь до грунта, была готова отделиться от Дерева.
— Выходим? — спросил Заостровцев.
«Хотел бы я знать, — думал Морозов, — готова ли к действию эта отпочковавшаяся конструкция? И если это и верно излучатель, то насколько он подвижен?»
— Алеша, надо выходить, — повторил Заостровцев.
Уж если что-то надо делать, подумал Морозов, так загонять машины обратно в десантную лодку, поскорее возвращаться на корабль и стартовать к Земле. Что ж, экспедиция прошла успешно, информации они привезут уйму, хватит работы на долгие годы, наверняка продвинется дело с тау-аккумуляторами, и прочее, и прочее…
Он посмотрел на Заостровцева. Тот, длинный, в белом скафандре, стоял, нагнув черноволосую голову, у дверцы, готовый шагнуть в шлюз. Куда угодно готовый шагнуть, в пропасть, в пекло, лишь бы снова сойтись с «собеседником». Будто разбудили Володю после долгого сна, и теперь — не удержать его, не остановить…
— Прошу не торопить, — бросил Морозов.
Он привел вездеход в то место, примерно на середине расстояния между Деревом и горным склоном, где обычно и «крутил» свои фильмы Коротков. Затем они вышли из машины. Вспыхнул экран, зазывая, приглашая к беседе Единственного Зрителя.
Да где же он? Солнце взошло над долиной, превратив глухую ночь в жестяные сумерки и вытянув неясные длинные тени от ног разведчиков. Ходили, носились взад-вперед аборигены. Пожалуй, их движение было сегодня более оживленным, чем обычно.
А Единственного Зрителя все не было.
Коротков зря времени не терял: наводил трубу телеинтроскопа на проходивших мимо плутонян и сделал несколько новых снимков. Грегори из своей машины вел панорамную съемку.
