так. Бесцельно. Попросить о помощи, к примеру. Или совета. Я правильно понимаю?
— Да, все верно, — отзываюсь я, ощущая явный подвох.
— Значит, мне тоже разрешается звонить тебе без дела? Просить о чем-то? Спрашивать?
— Нил, прекрати. Это лишнее.
— Я понял. Значит, да.
— Ты невозможный.
Я закатываю глаза.
— И в этом мое преимущество.
***
— Кирилл. Я настаивала на этой встрече, потому что, — голос предает меня, срывается. Глаза жениха радостно поблескивают в ожидании. — Я…
Мы словно во мгле. Все вокруг меркнет: и его квартира, и звуки сирены, раздающиеся с улицы, и моя твердость.
Боясь последствий собственных слов, я касаюсь дрожащими пальцами подаренного Киром кольца. Оно выжигает мне кожу, безмолвно крича: «Изменщица!»
На глаза наворачиваются слезы, а слова застревают, обжигая непримиримостью.
В отчаянии я стягиваю металлический обруч и торопливо вкладываю его в широкую мужскую ладонь. Зажимаю пальцы Кирилла, наблюдая, как он меняется в лице. Теперь скупая радость уступает место недоумению и беспокойству.
Я все еще крепко держу зажатый кулак Кира в своих ладонях. Мне не хватает храбрости отнять руки. Я неосознанно оттягиваю момент, когда услышу ответ.
— Кирюш, прости, — глотая слезы, горько шепчу я. Меня раздирает от собственных ужасающих слов. — Я не смогу.
Он отходит на шаг назад, с недоверием рассматривает кольцо на раскрытой ладони.
Поднимает нерешительный взгляд на меня. Отчаяние топит, я ощущаю себя последней дрянью. Но лучше так, чем беспробудная ложь. Это правильнее, нежели притворяться и делать вид, что ничего не произошло.
— Я не совсем понимаю, Ариш. Что-то случилось?
— Я не смогу стать твоей… — судорога сводит горло, заставляя меня часто хватать воздух. — Твоей женой.
— Почему?
Пальцы сами тянутся к щекам, бессмысленно стирая слезы горечи. Это как слова, которые сердце может произнести так, чтобы быть услышанным. Докричаться… Мне требуется несколько секунд, после которых получается выдавить из себя обличающую фразу.
— С моей стороны иначе будет нечестно, — произношу я тихим шепотом.
Это и правда больно. Даже говорить. А слышать, должно быть, и вовсе невыносимо. Но я не стану делать вид, что так и надо. Как будто ничего и не произошло.
— Что ты имеешь в виду? — уточняет он.
— Я тебя не люблю. И не смогу сделать счастливым.
Кирилл внешне остаётся абсолютно невозмутимым. Лишь только скулы его становятся чуть более резкими. Глаза подозрительно прищуриваются. Кир хмурит брови.
— Мы полтора года вместе, Ариш. Твои слова звучат… немного дико.
— Я понимаю.
— И как давно ты поняла, что я для тебя никто?
— Нет, Кирюш. Не никто. Это не так. Но…
— Когда же? — твердо настаивает он. — Когда я предложил расписаться?
— Нет.
Мне очень бы хотелось избежать неприятного разговора, но разве это возможно?
— Арина, — выдыхает Кирилл, не отводя глаз. Испытывает меня. Намеренно терзает. Но он имеет на это право. А я выстою. — Скажи как есть, я ведь видел твою реакцию. Ты напряглась тогда. Выглядела испуганной.
— Я была всего лишь удивлена. Но уверена, что не хочу тебя терять. Что я привязалась. Очень тебя ценю, и что нам хорошо вместе. Ну и еще что мы подходим друг другу.
— И что же изменилось, Ариш? — как всегда проницательно замечает Кир.
— Я поняла, что этого недостаточно. Это нечестно по отношению к тебе. Что очень эгоистично давать меньше, чем получать.
— Но раньше тебя все устраивало.
— Я осознала только недавно.
— Помог кто-то? — догадливо спрашивает Кир.
— Нет, — отвечаю я и даже не отвожу взгляда, хоть и самой от себя тошно. — Ты сам попросил быть честной.
— Вот это я, оказывается, выдал…
Я смотрю на него умоляющими глазами, мысленно заклиная отпустить. И не добивать меня окончательно. Я признаю вину. Признаю же! Вот только голую правду рассказать ему никогда не смогу!
— Мне очень… — пытаюсь я еще раз извиниться, но слова кажутся такими ничтожными.
— Жаль? — услужливо подсказывает Кирилл. В глазах его теперь прохлада.
«Скорее стыдно», — рвётся наружу, но я прикусываю язык и лишь безмолвно киваю.
Я в полном разломе, но все равно нашла в себе силы приехать и объясниться. Осторожно. Стараясь щадить его чувства. Взяв всю вину на себя. Но… у меня не получается, ведь Кир не из тех, кто легко отступает:
— Ариш, а что же конкретно я сделал или НЕ сделал из того, что заставило тебя вдруг передумать? Скажи. Мне важно.
— Во мне дело. Ты ни при чем.
— Звучит как отмазка. Оправдание на отвали, — апатично отзывается Кирилл. — Знаешь… ты могла бы и подготовиться, осознавая, какой удар решила нанести.
Я давно уже проигрываю в этом неравном бою. И добить меня несложно. Киру это вполне удается. И да… я готовилась…
Я нервно ломаю пальцы, тут же себя одёргивая. И просто молчу.
— А почему плачешь, раз освобождаешься от невыносимых пут? Разве не должна радоваться?
— Радости мало делать другим больно. Особенно близким. Мне с тобой хорошо было, — только и могу добавить я.
— Видимо, недостаточно.
«Видимо», — глухо отзываюсь я внутри себя так, что никто не слышит. И решительно поднимаюсь.
— Кирилл. Ты прости меня, я не хотела, чтобы все вышло вот так. Но... это лучше, чем питаться иллюзиями и обещаниями.
— Согласен. Спасибо, что ты все это озвучила. Правда, я пока не понял, как отреагировать.
— Я пойду.
— Иди. Ужин у твоего отца сама отменишь
