там, Лерри, выследивший меня, запаниковал и чем-то ударил меня по голове. Я недолго был без сознания, насколько могу судить. Когда я очнулся, Лерри молчал. Его лоб блестел испариной в тусклом свете от огарка свечи. Я чувствовал – он не мог решиться на что-то.
Не зная его планов и боясь за свою шкуру, я сказал ему, что скоро сюда прибудет Ройшн, которая сможет пролить свет на дело. Правда откроется в любом случае. Лерри понимал, что ему оставалось лишь одно – смерть. Но самоубийство для него – тяжкий грех. Ему было необходимо, чтобы кто-то лишил его жизни. Тогда он поделился со мной идеей. Милек Кочински, по его расчетам, и убьёт его, как только Лерри расскажет ему правду о смерти Тео. Чтобы увести проректора к карьеру, священник собирался сказать ему, что увидел Тео живым у обрыва…
В окно доносилась нескладная пьеса стаи птиц, хором издававших трели и свисты.
– Лерри намеревался попасть в рай, – вздохнул Секвойя.
– Он запер меня, но лишь затем, чтобы выиграть время и не дать мне помешать ему… – Адам чуток поморщился от подкатившей боли.
– Но Лерри не мог столкнуть Мэтью, – заметил Дарт, дёрнув кончиком носа. – Он оставался в церкви с прихожанами.
– О, позвольте объяснить, – сказал Адам. – Мэтью по глупости оказался в этой ситуации. Дело в том, что пару недель назад Тео и Гарри, как всегда валяя дурака, отобрали у Мэтью учебник по Ранней республике и куда-то его дели. Мэтью переживал, что не успеет подготовиться к экзаменам, поэтому в первую ночь после убийства, облачившись в простыню, он проскользнул в комнату Гарри в надежде отыскать свой учебник. Я думаю, он спрятался за дверью, когда ты, Макс, попытался выяснить, в чём дело. Не найдя учебника, Мэтью на следующее утро был вынужден взять ещё один в библиотеке. Днём мистер Секвойя разбирал шкафчик Тео в раздевалке и обнаружил пропажу. Мэтью обрадовался, что не придётся платить штраф за утерю книги. После физкультуры Мэтью поднимается в комнату, открывает старый учебник и обнаруживает то, что положил туда Тео. Макс, будь другом, принеси из нашей комнаты оксфордский словарь.
Я выполнил просьбу. Адам пролистал большой словарь, пока не наткнулся на лист бумаги.
– Что это? – спросил Хиксли, сдвинув брови.
– Пожалуйста, прочтите, – Адам протянул лист суперинтенданту.
Тот, нахмурившись, зачитал:
– Я, Теофил Александер Кочински, завещаю всё, чем владею, Гарри Монтегю Уилкинсону. Двадцатое мая тысяча девятьсот сорок девятого. – Хиксли оторвал взгляд от бумаги. – Завещание?
– Да, суперинтендант. Завещание было просто очередной шуткой Тео. Его забавляла мысль лишить наследства свою мачеху. Он вложил бумагу в украденный учебник и через пять минут обо всём забыл. Но Мэтью решил проверить, может ли такое завещание иметь ценность. Он вернул второй учебник за ненадобностью в библиотеку и взял книгу по юриспруденции, где и получил ответ. Позже и я нашёл ответ в этом же справочнике. Говоря кратко, было немало случаев, когда всего несколько слов на ободранном клочке бумаги признавали вполне законным волеизъявлением. Единственное, чего не хватало завещанию Тео, – засвидетельствования. Мэтью, как видите, поставил здесь свою подпись, а также подделал корявую подпись Джо.
Мэтью неожиданно завладел сильнейшим рычагом, которым смог управлять недалёким Гарри. Мэтью показал свою находку Гарри, разрисовал ему ситуацию с юридической стороны. Теперь Гарри являлся человеком с самым веским мотивом для убийства. Покажи Мэтью это завещание полиции, и Гарри несдобровать. Громила превратился в ничтожную марионетку. Первым делом Мэтью потребовал себе лучшую комнату в крыле. Гарри уступил. Неизвестно, в чём ещё Гарри услуживал Мэтью, но это, как мы знаем, недолго продолжалось. После похорон Мэтью сел на подоконник в своей новой комнате, словно бы объявляя победу над врагами. Но Гарри – человек не ума, а животных инстинктов. Он увидел из коридора сидящего на окне Мэтью, тотчас влетел в комнату и столкнул его. К счастью, Мэтью выжил.
Позже Гарри перевернул комнату Мэтью в надежде отыскать злосчастную бумажку.
Но ему не пришло в голову отыскать её в учебнике, который он сам же и украл.
– Дело закрыто, – сухо бросил Хиксли. – Всегда ненавидел католиков. Да, надеюсь, мистер Карлсен, вы не рассчитываете на такой скандал в газетах, как обштопанная иностранным студентом полиция?
– Ни в коей мере, суперинтендант, – сказал Адам. – Я – лишь поплывший в разуме иностранец, которого огрели по голове.
Хиксли довольно кивнул и вышел из комнаты.
– Вам нужно отдохнуть, – сказал Секвойя, поднимаясь с моей кровати. – Пойдём, сын.
Питер вышел в обнимку со своим стариком.
Дарт потирал щетину на подбородке.
– Я благодарен вам, мистер Карлсен. И всё же не пойму, кто же взломал наш архив и с какой целью…
Адам поспешил достать из-под матраса снимок.
– Не говорите, что это были вы, – сказал Дарт, беря в руки фотографию. – Что это? Топор?
– Это был не я, – ответствовал Адам. – Но согласитесь, что видеть этот крест даже на старых снимках желания теперь ни у кого не возникнет.
Дарт туго соображал, хмурясь неясным своим мыслям. Он встал.
– Что касается нашего с вами снимка, – сказал он сухо, – в обед прибудет фотограф. Крайне расточительно вызывать его каждый день.
– Конечно, конечно… – устало ответил Адам.
Когда дверь за Дартом закрылась, Адам резко открыл глаза. Я присел. Слов не подобрать для выражения чувств, что во мне теплились при взгляде на этого здорового и в трезвом уме безумца.
– Но почему Джо-то не сказал, что окровавленный рукав был правый? – спросил я.
– Джо не обратил внимания, что пятно не на том рукаве. Его занимал лишь тот факт, что теперь у него было что предъявить против Робина.
Я мрачно кивнул.
– Постой! А деньги? Украденные из конверта у Дарта?
Адам хмуро посмотрел в окно.
– Я могу ошибаться… – сказал он. – Но не думаю. Дарт очень предан Роданфорду. Он исполнителен, но у него своя голова на плечах. Свой взгляд на вещи. И возможно, идея отнести сорок фунтов леснику показалась ему неправильной.
– Он сам взял эти деньги?
– Только чтобы оставить их в университетском бюджете. Я думаю, он был готов уговорить Диксона на словах. Его убедительное внушение способно порой произвести впечатление даже на деревенских. Деньги, как я думаю, он решил вернуть в ящик стола или ещё куда, но обязательно должен был от них избавиться, чтобы они не жгли ему карман. Довольно распространённый психологический ход. Это как если ты вышел читать наизусть поэму. Ты прекрасно её прочтёшь, если будешь доверять памяти. Но если в твоих руках окажется текст, ты волей-неволей начнёшь сбиваться, потому что захочешь в него заглянуть.
