ли ты, чтобы я ему сама изложила? – осведомилась Катя осторожно.
– Все равно не поможет, он сделает вывод, что рехнулись все поголовно, и можем лишиться работы, – трезво отказался Валентин. – Однако, это еще не все, если ты в силах, то слушай дальше. После собеседования с милой девушкой Таней, я почитал вырезки из старых газет насчет ограбления склада горючих материалов, и слово "инженер" привлекло мое внимание. Смотри сюда. Там в заложниках был главный инженер, и на фотографии имеется лысый инженер, притом ценность имела только та карточка, которая с инженером. Может ли быть, что инженер один и тот же? Тебе это что-нибудь говорит, дребезжит ли наш колокольчик? Или опять не в дугу?
– Дребезжит, батенька Порфирий Петрович, громко, резко, но невнятно. Хотя «что-то слышится родное в долгих песнях ямщика», – согласилась Катя, далее продолжила виршами, не связанными с цитатой из классика. – В лабиринте, в лабиринте, что-то звонко дребезжит, чертовщина, чертовщина по веревочке бежит! Пардон.
– Мерси, дорогая прелесть, удачно выразила мысль, я тоже так думаю. Пошел бы к Паше с двумя инженерами и с тобой в трех лицах, но за себя немного боязно, он может вызвать санитаров, ты совершенно права, – согласился Валентин и глубоко вздохнул.
Катя тем временем машинально перебирала разбросанные по столу бумаги и фотографии всех сортов.
– Подожди плакаться, – вдруг сказала она, и выбрала из бумажных напластований черно-белую небольшую картинку. – Если мы завязли в одном месте, то ведь можем танцевать от другой двери. Посмотри, вот тут на карточке, ее нам Лейла Алибегова отдала, тоже есть коллаж, покойный Нурлан не целиком его загородил, видно, что он тоже на двери. Две двери, на каждой панно.
– Привет тебе, дитя, ты меня утешаешь, теперь получаются не просто безумные домыслы, а материал для сличения, – высказался Валентин, произведя оценку. – Легко делается вывод, что и эта дверца с картинками принадлежала Брагину. К нему гости съезжались, это раз, а посмотреть, какие он портреты клеил – это два. Картинки я после с лупой рассмотрю, а дверца интересная, не гладкая, а филенчатая, дом выходит старинный.
– Ты лучше посмотри на коллажик, даже без лупы видно! Рядом с последним императором (он перекочевал, надо думать), шагает некто в офицерской шинели нараспашку с узнаваемыми глазами, не сам ли это Брагин будет? Разве он бывший офицер Советской Армии? А смотрит на него с восхищением покойный Истомин в цивильном платье. Как у них с военным прошлым? – осведомилась Катя, вглядываясь в давнишний фотоколлаж.
– Насколько я помню, оба при белых билетах, так что шинелька на Брагине – камуфляж, – ответил Валентин. – Чем дальше, тем занятнее. Раньше он помещал себя рядом с царствующей особой, а теперь туда неизвестную террористку подвесил, что бы этот сон значил?
– Очень даже просто, – без раздумья отозвалась Катя. – Надел на себя дамскую шапочку, навел на нос очки и ограбил горючую базу в женском обличье, отличный камуфляж. А потом из чистой бравады приклеил фоторобот у прохожих на виду. Мол, "шерше ля фам" себе на здоровье!
– Очень недурственно, у тебя, дитятко, бывают идеи с проблеском маниакальной гениальности! Надо понимать, ты так пошутила? – кротко заметил Валентин.
– Нет, отчего же, – отозвалась Катя. – Раз ты принял за полноценную версию, зачем пропадать добру? У нас длится мозговой штурм, так что все может пойти в дело. Давай отыщем Брагина, живого или мертвого и пригласим на консультацию по составлению дверных панно. Или еще того лучше. Нагрянем в его опустевшее жилище и глянем одним глазком на домашнюю дверь. Может быть, там такое! И голову ломать не надо, не исключено, что там висит эта самая гурия-фурия, с которой ты меня перепутал, с именем, фамилией и адресом. Или две, или три, или мой портрет с надписью: "пусть на память тебе остается неподвижная личность моя".
– Постой паровоз, дребезжи помедленней, дитя, – наконец взмолился Валентин. – У тебя прорвало фонтан дикой фантазии, оно полезно, но как бы я окончательно не утоп. С тобой опасно устраивать мозговые штурмы, тебя заносит.
– А ты не устраивай, лучше отпусти домой, все равно бутылка иссякла, – попросилась Катя. – Я тебе идей накидала по самую завязку, знай себе собирай. Разве что во всем не созналась, но это до следующего раза – можно, дяденька?
– С дверными картинками ты хорошо подсмотрела, – согласился Валентин. – Действительно не мешало бы посмотреть на домашнюю дверь, интересно, та же самая или другая. Но может быть, дитятко, ты бы устроила интуитивный фейрверк с ограблением двух инженеров? Мне эта догадка очень нравится, тяжко будет с ней расстаться.
– Два инженера, три штуки меня – «эй отроки-други, седлайте коня!» Для вещего, а не нашего Олега. Если ты забыл, то именно там говорится про благородные кости и недалекого друга, – напомнила Катя. – Это я кротко пеняю.
– Ладно, ты очень далекий друг, и стихи сочиняешь превосходные, лучше Александра Сергеевича, – польстил Валентин. – А когда выступаешь в трех лицах, то благородные кости белеют вдоль твоего пути. Ладно, согласен, пора по домам.
– Да, можно сказать, что караул устал, и вовремя прекратить собрание, – Катя вспомнила исторический эпизод и стала собираться на выход.
– Юлечка, наши шубы к выходу, оповести Антона, чтобы заводил машину, и можешь сама идти, – проговорил Валентин в интерком и повернулся к компаньонке. – Напоследок ничего сказать не хочешь?
– А что, было недостаточно? – спросила компаньонка Катя, но одумалась. – В принципе у меня есть один вопросик, но тоже довольно стыдный. Да, нет, это можно и по дороге, в коридоре, дай я только дверь запру.
– Ну, давай свой стыдливый вопрос, – предложил Валентин за порогом офиса. – Неужели тебе еще что-то неясно?
– Мне много чего неясно, но мучает одно, – призналась Катя. – Только не смейся. Понимаешь, все подряд намекают на род Мишиных занятий и на его известность в какой-то области. А я, так получилось, нахожусь в неведении. Мы с ним издавна играем в детскую игру, молчанку-угадайку. Теперь он знает обо мне почти все, а я о нём ничего, но по правилам спросить не могу, очень глупо, но факт. Скажи мне, пожалуйста, если, конечно знаешь, кто он по образованию и профессии? Я устала ходить в дурочках.
– Дитя, я потрясен, – проговорил Валентин, когда кончил захлебываться смехом и смог отслоиться от стенки. – Интересно, а что ты думаешь, какие у тебя догадки?
– Это нечестно, мало ли какие, самые разные, например, летом я думала, что он рэкетир, а сейчас, – запнулась Катя.
– А сейчас? – с живейшим интересом спросил Валентин.
– Сейчас почему-то кажется, что он занимается каким-то нелегальным бизнесом, но знаешь ли, – вновь Катя
