до конца смены? – обратился старший лейтенант, обладатель солидного пивного живота, к одному из своих подчиненных.
- Сорок минут – ответил молодой сержант, мельком взглянув на часы.
Услышанное, судя по всему, не слишком обрадовало командира. Он уже успел вымокнуть и теперь мечтал поскорее сдать смену и отправиться домой.
Старший лейтенант уже хотел отправить своего второго подчиненного, рядового Изотова, в буфет за чаем и горячими булочками, как вдруг его внимание привлекла странная группа молодых людей, только что сошедшая с поезда.
Личности были, мягко говоря, подозрительными. На вид не старше двадцати, в поношенной одежде, но с кучей багажа и в новых ботинках армейского образца. Милиционер за годы службы на вокзале привык, что люди, прибывающие в город, делятся на два типа. У первых все новое и обычно весьма дорогое – это чаще всего были туристы. У вторых вся одежда поношенная, но добротная, в том числе и сумки – это, как правило, командированные. Но этих пятерых нельзя было отнести ни к той, ни к другой категории.
Огромный лысый парень с мускулатурой невероятных объемов и ростом под два метра, одетый в серо-синий спортивный костюм, сшитый, наверное, еще в прошлом веке, напомнил милиционеру бандита из «девяностых». Для полного соответствия образу не хватало лишь толстой золотой цепи на его бычьей шее. Этот лысый бугай спрыгнул со ступенек вагона, держа в каждой руке по спортивной сумке, еще одна точно такая же висела у него на плече. Содержимое выпирало во все стороны острыми углами и звякнуло при приземлении.
Вторым появился вполне приличный паренек, на вид ему было лет пятнадцать. Худое лицо со слегка искривленным носом, серые глаза. На голове у него была тонкая вязаная шапка, а одет он был в темно-синий китайский пуховик, из-под которого торчали мышиного цвета брюки, полинявшие от многочисленных стирок. В руках он держал черный «дипломат». Сойдя на перрон паренек встал рядом с «братком», как мысленно окрестил того старлей, и, не выпуская из рук чемоданчик, огляделся. Его внимание сразу же привлекла давка перед дверями вокзала. Паренек что-то сказал лысому, тот лишь усмехнулся в ответ.
А тем временем на перрон спустился третий член этой странной компании. Невысокий, полноватый, с круглой физиономией и густыми черными бровями. Головного убора он не носил, так как его голову венчал ядовито-зеленый ирокез. Джинсовая куртка была расстегнута на груди, под ней был черный балахон с надписью «Панки ХОЙ!!!», рваные джинсы пестрели множеством нашивок и были подвернуты выше щиколоток. Паренек, не церемонясь, вышвырнул на перрон видавший виды рюкзак, после чего спрыгнул сам и, подтащив свою ношу к друзьям, принялся что-то им говорить, указывая то на вагон, то на здание вокзала, после чего покрутил пальцем у виска и сплюнул на бетон.
Четвертый, прежде чем спуститься на перрон, внимательно оглядел все вокруг. Его взор на секунду остановился на наряде милиции, и от взгляда этих карих глаз старлею стало еще неуютнее, чем было раньше. С симметричным, слегка худоватым лицом, коротко стрижеными русыми волосами, одетый в коричневую короткую куртку и черные брюки, он бы не произвел на милиционера никакого впечатления если бы не его взгляд – не по годам серьезный и внимательный. Он сошел с поезда и, подойдя к товарищам, замер словно статуя.
Последний, пятый член этой разношерстной компании, задержался и появился лишь через пару минут. Причину этой задержки старлей увидел практически сразу – это была молодая проводница, поправлявшая выбившийся из прически локон. Девушка развернула парня и поцеловала в губы.
«И чего она в нем нашла? Урод уродом!» – подумал про себя милиционер. И действительно, внешность этого паренька была еще более странной, нежели его наряд. Высокий, сутулый, с неровно остриженными белыми волосами и зелеными глазами, да к тому же его лицо пересекал шрам от середины правой брови вниз, до середины скулы. Одет молодой человек был не лучше, чем выглядел. Непонятно где он достал старую, вытертую кожаную куртку (в таких во времена СССР ходили чекисты), а ноги его покрывал армейский камуфляж, сильно вылинявший, да еще и залатанный в нескольких местах. Свои видавшие виды штаны паренек подвернул снизу, так как они были для него длинноваты, хотя ростом седой не уступал здоровяку.
Поставив на бетон совершенно обычную черную сумку с длинным ремешком и на «молнии», он обернулся и махнул проводнице рукой, поправив висящий на плече футляр с гитарой. Остальные, молча наблюдая за этой сценой, ждали пока этот седой оболтус к ним не подойдет.
Каково же было удивление старшего лейтенанта, когда седой, встав рядом со своими товарищами, с серьезным лицом стал им что-то говорить. Он махнул рукой на газетный киоск, и парень в куртке сразу же пошел в указанном направлении. А седой между тем ткнул пальцем в грудь того, что с зеленым ирокезом, и, указав на двери вокзала у себя за спиной, коротко бросил тому несколько слов. Ирокез начал возмущаться, но тот показал ему кулак, и парень чуть ли не галопом понесся к дверям. Свою ношу он оставил у ног товарищей.
«Да этот седой у них за главного!» – осенило старлея.
Понимая, что сейчас эти трое дождутся того, кто отправился к газетному киоску и уйдут, страж порядка решил, что пришла пора выяснить, кто эти странные личности и что у них в этих огромных сумках.
- Егоров! Изотов! А ну-ка, за мной! Проверим у этих субчиков документы!
И трое милиционеров направились к колоритной троице…
Несколькими минутами раньше, стоя у окна купе, Неспящие наблюдали за пассажирами. Едва толпа на перроне направилась к дверям вокзала, Шаман произнес:
- Ну что, пора выдвигаться?
Его вопрос звучал как предложение.
Все молча встали и принялись доставать новенькие спортивные сумки, до отказа набитые опасным грузом. Застегнув «молнию» на куртке, Шаман сказал, обращаясь
