кабель. Заяц упал, но сразу подхватился. Толстяк обворачивался, дергая затвор винтовки. Что-то вопила Стешка. Заяц вскинул маузер и выпустил последнюю пулю. Она проделала черную дыру в щеке марионетки. Толстяк рухнул на склон и медленно съехал в воду.
– Гаденыш! – зашипела Стешка.
Заяц швырнул в нее разряженный пистолет и побежал по доскам, крепящимся к плавучему пульпопроводу. Поплавки плясали под настилом. Ливень норовил смыть Зайца в озеро. В мальчишеской голове созрел план. Бабушка Айта восхитилась бы.
Понтонный мост вел к земснаряду. Секунда – и Заяц оказался на палубе. Еще секунда – и понял, что на борту «Ласточки» он не один.
Глава 42
За пять минут до того, как Глеб узнал, что Галя дышит под водой и что внизу, под животом, она словно шелк, смоченный медом, словно мякоть алоэ, за пять минут до всего этого с платформы начали падать люди.
Кто был первым, Глеб не заметил. Сложно было сохранять трезвый ум и внимательность возле серого лица. Особенно когда Гидра, внимая абракадабре Стешки, открыла свои громадные глаза. Она была так близко! Рот неведомой океанской рыбины, желтые бельма, корона из наростов, уходящих шипами и костными пластинами в глину. Глеб представил себе Гидру целиком и затрепетал.
Не лучше ли кинуться прочь, чтобы юер пустил пулю в спину? Лишь бы не видеть великаншу, не слушать гортанные молитвы, от которых стыла в жилах кровь и подгибались колени.
Стешка отпирала врата. Ее руки хаотично взмахивали, скребя пальцами-когтями пустоту. Голос двоился, множился, словно сразу несколько человек обращались к богине из тучного бабьего тела. Растрепанные патлы сбились на свекольного цвета лицо, и пришитые к кафтану кости сухо перестукивались. Когда хор демонических голосов достиг крещендо, обрушивая на Глеба обрывочные видения инопланетных зиккуратов и живых, обезумевших звезд, когда казалось, что перепонки лопнут и это будет милосердием, – человек мешком рухнул в озеро.
Глеба будто выкорчевали из засасывающей топи. Он запрокинул голову. Ливень хлестал по глазам. Стешка прервала камлания и посмотрела туда же. Полыхнула молния. Черная фигура Золотарева пропала с мостков. Осталась белая фигура на краю трамплина. Дождь заштриховал прожекторные лучи вертикальными полосами.
– Что она делает? – воскликнула Стешка визгливо.
Галя прыгнула с головокружительной высоты и солдатиком вошла в воду. Стешка закричала. Глеб прижал ладони к вискам.
«Она же связана! Она не выплывет!»
– Достаньте ее! – взревела Стешка.
Толстяк-юер неуверенно шагнул к озеру.
– Я не умею плавать.
– Если она умрет… – Стешка рвала на себе волосы. – Если полукровка умрет, вам всем конец… – Она оглянулась в ужасе на Гидру. Богиня скосила глаза, отчего гигантская харя приобрела еще более жуткий вид: воплощение бессмысленной ярости, тупой злобы. Желтые глазищи испепеляли людей на берегу.
– Я все исправлю, – пробормотала Стешка, пятясь. Ветер усиливался, дождь затапливал котлован. Неприютная угрюмость могилы застойно смердела болотной прелью. Вывороченные со дна глинистые глыбы гранита отбрасывали угольные тени.
– Пустите вытащить ее! – крикнул Глеб.
Стешка не раздумывая кивнула:
– Давай, журналист! Придешь без девки – шкуру спущу! Эй вы, светите в озеро!
Глеб ринулся к понтонному мосту, соединяющему берег и земснаряд. Он отлично понимал: Стешка зарежет Галю, как только он спасет ее от утопления, и, вероятно, прыжок с платформы был добровольным жестом. Галя пожертвовала собой, чтобы не быть принесенной в жертву, чтобы тварь и дальше лежала в мерзлоте. Но он не мог позволить Гале захлебнуться. В тот миг судьба человечества не заботила Глеба.
Добежав до середины мостика, он прыгнул. Он был мерзляком, не терпел холод, в сентябре в Сочи долго собирался с духом, прежде чем окунуться по пояс. Это был не Сочи. Это была лужа в земле, не успевавшей прогреться за короткое душное лето.
Воздух вышибло из легких. Глеб вынырнул, запаниковав. Уцепившись за образ Гали – она сидит на бревне с книгой Шагинян и шевелит перепончатыми пальчиками босых ног, – Глеб набрал в грудь воздуха и снова нырнул. Гормоны бушевали, реагируя на температуру озера. Взвесь мешала обзору. В трех метрах от поверхности скрывалась свалка бревен и прогнивших досок, утыкалась в изрытое дно труба всасывающего пульпу агрегата, сейчас бездействующего.
Глеб выпустил пузыри и всплыл, чтобы глотнуть кислорода. Стешка металась по берегу. Глеб заметил еще кого-то: силуэт, промелькнувший в луче прожектора. Юер? Или кто-то из лэповцев пришел на подмогу?
Глеб погрузился в озеро и поплыл, захватывая воду размеренными гребками. Аритмия и коченеющие мышцы не играли больше роли. Он не бросит Галю. Он вынесет тело Мишки из кривой церкви в сорняке.
Глеб сменил маршрут. Кто-то шевельнулся за ящиком, даруя надежду. Но это оказалась не Галя. Это был Иисус, слезший с креста. Деревянный, с оскверненным ликом, искаженным ненавистью и муками голода. Длинные гвозди пронзали длани лже-Христа. В полом чреве скалился собачий череп. Иисус, ухмыляясь, на четвереньках пополз по дну.
Глеб затряс головой, задергал конечностями. Христос из церкви Азатота пропал. Это холод, страх, Яма или все вместе взятое играли с рассудком Глеба.
Он выплыл у борта земснаряда, перевел дух и ушел под воду. Кто поджидает его в пучине на этот раз? Кишащий шершнями и мошкарой поп? Или сам Азатот, султан демонов, жующий жвачку из мертвых миров?
Его поджидала Галя. В раздувшейся сорочке, как в саване, но живая и невредимая. За время их разлуки она обзавелась жабрами. Что ж, он не имел ничего против. Она была прекрасна, как морская дева. Она взяла его руку, и скукоженное выпрямилось. Пещеристые тела наполнились кровью, а душа – бронебойной решимостью. Глеб готов был голыми руками растерзать Гидру. Целую свору гидр.
Они выплыли под прикрытием судна. Где-то рядом стреляли. Галя, удерживаемая Глебом на плаву, засипела. Он испугался, что она разучилась пользоваться легкими. Но щели жабр сомкнулись, став прежними рубцами по бокам горла. Галя вдохнула и посмотрела на Глеба. Кажется, теперь она стыдилась того, что случилось в воде.
– Ты слышишь? – Глеб провел пальцами по Галиной шее. Автоматные очереди оглашали ночь. – Это наши. А ты – моя.
– Твоя, – согласилась Галя. – Если насмерть не замерзнем, воркуя.
У Глеба заклацали зубы, организм вспомнил о холоде. Цепляясь за выступы борта, Глеб подсадил Галю, и она перевалилась через леер. Глеб выбрался следом. Одежду будто цементом пропитало.
– Как это вышло? – Глеб указал на жабры.
– Папа помог мне. – Галино тело в мокрой сорочке напоминало светящуюся лампочку под абажуром.
– Папа?
– Как-нибудь потом расскажу. – Галя подняла связанные руки.
– Ах, точно. Прости. – Глеб огляделся. Модуль для персонала судна защищал их от желтых очей Гидры, но не позволял выяснить, что
