Книга Смерть мужьям! - Антон Чиж

Вбежал здоровенный мужик в тесном летнем пальтишке, осмотрелся и сразу направился к столу. Попытался вытянуться смирно, но Ванзаров остановил, и заставил его сесть.

– Все, как и говорили, – доложил Семенов, который выглядел в гражданском платье, хуже пугала. – Заломил ей левую руку. Она трепыхаться стала, но молча, все пыталась из шляпки что-то достать. Когда жандармы подоспели и взяли ее за локотки, вытащили из шляпки здоровенное шило с деревянным шариком, чтоб между пальцами держалась. Саквояж открыли, а там денег – тьма-тьмущая. Ну, в купе, как предупреждали... Эту жандармы привели, проводник сразу признал провожавшую. Убийца взята с поличным, не отвертится.

– Спасибо, Михаил Самсоныч, без вашего усердия и ловкости ничего бы не вышло, – сказал Родион, открывая графинчик и разливая на троих. – Отужинайте с нами.

Старший городовой зарделся, как красна девица, кашлянул в смущении, но рюмку взял. Хрустальная стопка еле виднелась в его лапище.

– Кажется, кое-кто понимает больше моего, – обиженно заметил Лебедев, но рюмку не пропустил.

– Господа железнодорожные жандармы обнаружили в купе поезда «Петербург – Париж» мертвое дело дамы, заколотой в сердце стальным предметом с золоченым шариком и римской единицей, – сказал Родион, глядя в даль, ограниченную буфетной стойкой. – При даме найден полицейский паспорт на имя госпожи Ипатьевой, а вовсе не заграничный, и много чемоданов, как для двоих. Купе выкуплено целиком. Попутчиков нет. Страшная загадка. Так было Михаил Самсоныч?

– Так точно, – вздохнул старший городовой.

Криминалист держался за последний краешек недоверия:

– Откуда знали?

– Софья Петровна думала, что приручила дракона. А зверь о двух головах думал по-иному. Сашенька Ипатьева вовсе не собиралась служить карманным палачом. Закалывая подруг и их мужей, она мстила не за сестру, а шла прямым курсом, чтобы вернуть все. Ее цель – деньги Карсавиной. Чего и добилась...

– Но как...

– Простая логика: госпожа Ипатьева не имела заграничного паспорта и билета. Значит, дальше Николаевского вокзала уезжать не собиралась. Софья Петровна думала, что провела всех, а на самом деле загнала себя в ловушку. Сашеньке Ипатьевой осталось только обнять подругу, вонзить в сердце золотую булавку, забрать саквояж, прикрыть купе и, дернув стоп-кран, сойти на том же перроне. Если бы жандармы заранее не были готовы, тело Карсавиной обнаружили на станции Дно или уже на русско-германской границе. Следствие быстро выяснило бы, что мертвая госпожа Ипатьева – круглая сирота, нет ни родителей, ни родственников, ни средств. И хоронить надо за казенный счет. А новая госпожа Карсавина с чистым заграничным паспортом начинала бы новую жизнь где угодно. И бояться нечего: все близкие подруги настоящей Карсавиной мертвы... Очень просто... Куничка разоряет чужие гнезда... Я ведь трижды предупредил... Ну, почему же она...

– Что вы сказали? – переспросил криминалист, застыв с рюмкой на весу.

Родион натужно улыбнулся:

– Так, пустяки, к логике не относится... За что выпьем, господа? Может, за дело, которое мы раскрыли?

– Не мы, а вы, – уточнил Лебедев. – Вот еще манера: пить за работу. Давайте что-нибудь повеселее... За женщин, например.

– Замечательно. Только не сегодня, не против?

– Другого тоста в запасе нет.

– Тогда за победу над зверем в каждом из нас, – предложил Ванзаров.

Старший городовой не понял, но спросить постеснялся.

– С вами начнешь бояться женщин: копнешь поглубже, а там столько намешано разного... – сказал Аполлон Григорьевич, закусывая огурчиком, а Михаил Самсоныч задумчиво крякнул и принялся за грибочки.

Молчать Родион Георгиевич не стал и ответил:

– Разного – это верно... Смотря, с какого угла взглянуть.

Старший городовой глубоко задумался о своем.

А Лебедев разлил опять и заметил:

– Ну, как, довольны таинственным и сложным делом?

– Нам, простым чиновникам полиции, что бы попроще, – сказал Родион. – Кража белья или пьяная драка. А с тайнами только морока.

– Вот как? Ну-ну... Вам, коллега, усы очень пойдут. Дамы будут без ума.

И они выпили снова.

Старался Ванзаров, очень старался, но так и не смог опьянеть.

Какая-нибудь впечатлительная натура обязательно спросит: а что творилось на сердце коллежского секретаря? Быть может, тягостная ноша выворачивала нутро? Или логика боролась с чувствами, убеждая, что все сделано правильно, и ему не в чем себя винить: ни снять с поезда, ни арестовать Софью было нельзя, а словам она не верила? А может, проклятая душенка, или что там вместо нее, надрывалась жалобным плачем, как всеми покинутый звереныш?

Кто знает. Не станем копаться во внутренностях героя. Нечего там делать. Достаточно, что прежнего Родиона, ищущего захватывающих приключений, не осталось. Словно повзрослел на десяток лет. Урок был слишком суров. Служить истине и закону оказалось куда как непросто. Мучительно тяжко. И хоть честно выполнил данное слово, но от этого не легче... Впрочем, все это глубоко личное дело чиновника полиции, в которое нам соваться неприлично.

Мужчины засиделись допоздна. И ушли в белую ночь.

В четвертом часу утра, когда полусонный буфетчик принялся собирать со стола пустые тарелки и графинчики, на полу что-то блеснуло. Обнаружилась милая вещица: круглое зеркальце в золотой оправе. Тонкой работы, да еще с цепочкой. На обратной стороне гравировка: «Родион». Зеркальце треснуло. Буфетчик прикинул: заменить стекляшку – пара пустяков, а надпись ювелир вмиг загладит. Воровато огляделся и прибрал к рукам. Те и не заметят пропажу, а ему пригодится. Будет отменный подарок жене на именины.

Любопытно, господа, жить на белом свете. Чем дальше – тем чудеснее.