тому, что зачиналось в этом городе.
Настроение подстроилось под погоду и стало таким же сумрачным, как и она. Мюнхен, что называется — «моросил». Мысли Шириновского, пока он шёл по городу текли неторопливо и размеренно и думал он о Мюнхене.
Столица Баварии, как бы намекала, что не всё с ней хорошо и она знавала и лучшие времена. Действительно, за всю историю, случалось с ней всякое: и хорошее, и плохое, но плохого, наверное, всё же больше и тем не менее, город рос и расширялся.
А в последнее время Мюнхен и вовсе пережил знаковые события, побывав и в качестве столицы Баварской советской республики, и став столицей так называемого «пивного путча». Сейчас же имея у себя штаб-квартиру НСДАП по адресу Шеллингштрассе, 50 (так называемый «Коричневый дом» по адресу Бриеннер-штрассе, 45 был приобретён только в апреле 1930 года), и вовсе грозил стать родиной национал-социализма…
Впрочем, Шириновскому — фон Меркелю на то было глубоко наплевать и вообще, с каждым днём он всё больше отходил от своей старой сущности, становясь тем, кем назывался по фамилии и по происхождению.
На вокзале он купил местную свежую газету, чтобы просмотреть объявления о сдаче жилья. Всё же три месяца, это довольно долго, чтобы жить в гостинице. Да, но пару дней в ней всё равно придётся прожить, иначе просто не успеть найти себе пригодного жилья.
С железнодорожного вокзала он отправился на трамвае в небольшую и дешёвую гостиницу. Её, он присмотрел ещё в Берлине, наводя справки среди товарищей, где можно остановиться на недорогой ночлег. Гостиница оказалась самой посредственной, но зато недорогой. Выйдя на остановке, Шириновский прошёл сотню метров и остановился напротив искомой гостиницы.
Старое, убитое временем здание в самом конце одной из главных улиц Мюнхена не привлекало ни своим внешним видом, ни качеством своих номеров, но бережливый сын юриста, и не собирался шиковать. Конечно, он привык к комфорту, но прожив в общаге последние два месяца несколько пообывкся, утратил свой гонор и выработанную годами служения государству надменность. Да, тело молодое, но и проблем выше крыши.
Он вновь задумался о своей жизни, заново её переживая уже во второй раз. Его маска скандалиста и шута, уже начала постепенно с него слезать, как гуттаперчевая кожа с эстрадного клоуна больших и малых театров. Здесь и сейчас ему больше не требовалось клоуничать. Прошлая его жизнь, осталась там, за гранью жизни и смерти, здесь этим себе на жизнь не заработаешь и её не спасёшь.
Здесь не будешь, сидя в бане рассказывать о проблемах немецкого народа или кричать с высоких трибун о засилье мигрантов, и при этом ничего не делать и голосовать за их завоз, тут так не прокатит и за всё спросят… Всё это Шириновский прекрасно понимал, тут он вспомнил, что слово эмигрант, в отличие от мигранта — это название людей сбежавших от Великой французской революции в другие страны. А кем по сути являлся он?
Да определённый имидж он себе тогда заработал с его помощью оттягивая на себя всех недовольных. Его эксцентричными выкрики, пользовались успехом на телевиденье, где, забалтывая насущные проблемы, он превращал их тем самым в фарс. Вся его политическая деятельность — это фарс длиною в жизнь. А сейчас он совсем в другой ипостаси, тут не забалуешь и мозги не покомпостируешь, не тот коленкор. Вздохнув, Шириновский вошёл в здание гостиницы.
Внутри гостиница имела такой же неприглядный вид, что и снаружи. Небольшая стойка, за которой сидел пожилой мужчина, была настолько потрёпанная жизнью и годами, что это было заметно даже издалека.
— Здравствуйте. Я хотел бы снять у вас номер, есть свободные?
— Есть, двухместный, трёхместный, четырёхместный.
— Гм, а одноместные есть?
— Есть, но они дороже. Полторы марки в сутки.
— Хорошо, тогда на два дня пожалуйста.
Забрав ключи от номера, Шириновский поднялся на второй этаж, где он и располагался. Обстановка в нём оказалась стандартной, стол, стул, кровать, туалет, душ и умывальник в коридоре. Сама комнатка крохотная, но зато с окном на улицу.
Оставив вещи в номере, поехал разыскивать штаб-квартиру НСДАП. По случаю выходного дня она не работала, лишь только на входе стоял скучающий одинокий эсэсовец, да внутри видимо находился ещё кто-то из охраны. Поняв, как быстро до неё добраться на общественном транспорте Шириновский поехал обратно.
Хотелось есть, причём очень сильно хотелось. Не выдержав мук голода, он спустился в небольшой ресторан при гостинице, где, заняв свободный столик, начал изучать местное меню. Ресторан оказался точно таким же, как и гостиница, старым и облезлым. Видимо дела у хозяев шли совсем плохо, что, впрочем, никак не сказалось на качестве еды. Тушёное с ранними овощами рагу оказалось выше всяких похвал, а бокал светлого баварского был под стать рагу.
Набросившись аки волк на еду, Меркель-Шириновский на время отвлёкся от окружающей обстановки. Всё же на сытый желудок веселее, чем на пустой спать ложиться, да и вообще, поесть охота. Здание штаб-квартиры НСДАП особо не поразило его воображение, видимо, они ещё не переехали в тот знаменитый особняк, что вплоть до 1945 года и являлся центральной штаб-квартирой нацистской партии. Ну да и наплевать ему глубоко на это. Интересно, что будет на курсах? Ответ на этот вопрос он узнает, не далее, как завтра.
Пока он поглощал пищу, в зал зашли две дамы, судя по их виду, довольно лёгкого поведения. Одна из них, оглядевшись, сразу направилась к нему. И нагло уставившись, попыталась сесть на соседний стул. Шириновский глянул, и увиденное ему не понравилось. Дамы оказались под стать заведению, и никакого желания к себе, кроме послать их куда подальше не вызывали.
— Фрау, у вас есть ко мне вопросы?
— Я не фрау, я фройляйн! Не хотите ли поразвлечься? Я сегодня абсолютно свободна, а в вашем номере большая кровать.
— Нет, я устал с дороги, у меня нет лишних денег, чтобы угостить вас ужином и мне ужасно хочется спать одному. К тому же, кровать весьма узкая и не позволит в ней разместиться нам двоим.
— Ну, что вы, любой мужчина, даже самый уставший, но сытый, не откажется провести время с девушкой в одной кровати. Не надо жадничать, это будет стоить весьма недорого, а я очень умелая и господин не пожалеет потраченных на меня денег.
— Господин беден и очень устал, и по этой причине прошу меня оставить в покое!
Дама, встала и презрительно оглядев его со всех сторон, презрительно бросила: — ещё