ответила. Выдержав паузу, Мечтатель продолжил.
— Знаешь, я ведь правда не пережил того, что пережили они. Может быть, я не имею права их судить? Так злюсь на них, просто не представляешь!
— Это их не оправдывает, Богдан. Я осталась с тобой, хотя была во власти Войтеха куда дольше, чем Тихон, а потеряла гораздо больше, чем потерял Храбр. Ты самый замечательный человек, которого я когда-либо встречала, Богдан. Ты искренен во всём, ты веришь в то, что делаешь. Этим ты отличаешь от твоих друзей. Они сами не знают, чего хотят. А ты знаешь. И это ещё одна причина, по которой я восхищаюсь тобой, не смогу жить без тебя. Ты как те пророки из легенд красных, которых посылало нам Первопламя, но мудрости которых мы не ценили. Ты говоришь — забудьте о прошлом, особенно если оно было чернее тучи. Прошлое — ничто. Будущее — вот ради чего стоит жить. Месть — она ведь питает свои силы из прошлого, в будущем нет для неё места. Войтехом движет месть, им движет прошлое. И твои друзья попали в ту же самую ловушку. А я сумела из неё вырваться, благодаря тому, что полюбила тебя, разделила твою мечту, разделила твою веру в будущее. Ты для меня важнее всех пророков из священных легенд, передаваемых из уст в уста. И твоя мечта увидеть другие миры — она прекрасна и чиста. Я влюблена в неё и в тебя.
Мечтатель повернулся к ней, посмотрел в её единственный серый глаз, нежно поцеловал, положил ладонь ей на макушку, прижал её голову к своей груди.
— Нет, Некраса, прошлое не ничто. Будущее происходит из прошлого, определяется им. И Геометр, и Аристократ поступили так, потому что не могли повести себя иначе. У них ведь тоже есть принципы и идеалы. А я требовал от них невозможного. Но что уж теперь об этом говорить. Остаётся только грустить и сокрушаться.
Опять повисла тишина. Лишь размеренное дыхание Некрасы, да почти бесшумное Мечтателя.
— Мы правда полетим? — спросила Некраса.
— Ты же видела, когда мы проверяли. Шар летает. Геометр лично поднимался на нём вверх, мы с трудом затащили обратно и только благодаря лебёдке.
— Ну то на месте, а то вперёд, к соседнему пику. Ведь неизвестно, сколько до него лететь.
— Геометр говорил, что если ветер будет попутным, то потребуется несколько часов.
— А что потом, когда доберёмся. Если доберёмся.
— Мы узнаем, чем были те огни, которые я видел в детстве.
— А если там будет хуже, чем здесь?
Мечтатель задумался, потом пожал плечами.
— Посмотрим.
Опять пауза. На душе было тяжело. Нет, Мечтатель не мог так всё оставить.
— Но прежде чем мы полетим, Некраса, я всё-таки должен убедиться, что с друзьями всё будет хорошо.
— Наконец-то, — Некраса улыбнулась и оторвала голову от его груди, чтобы посмотреть на выражение лица. — Я уже устала ждать, когда ты это скажешь.
Мечтатель улыбнулся в ответ, чмокнул её в носик.
— Но я пойду один.
— Конечно, — протянула Некраса, улыбнувшись.
— Вредина, — заметил Мечтатель.
— Сам такой! — изобразила обиду Некраса.
Они улыбнулись друг другу и обнялись. Мечтатель не знал, как он может помочь друзьям, но бросать их на верную погибель не собирался. Пусть они с Некрасой будут рисковать своими жизнями, но иначе он поступить не мог.
…
Геометр и Велемира взобрались на последний холм и оказались на границе, разделявшей Великие Равнины и Славославье. Чуть в стороне тянулся ввысь Вселенский Пик, а в паре километров от холма, у самого подножия горы, расположился лагерь Радигоста.
Всю дорогу сюда Геометр был мрачен и сосредоточен, а Велемира весела и разговорчива. Ветра не было, поэтому они могли спокойно болтать. Но говорила в основном Велемира. Она рассказывала о том, как проходило её детство, каким замечательным отцом был Радигост, как сестёр выдавали замуж. О братьях и матери старалась не вспоминать, видимо потому, что воспоминания об умерших родственниках причиняли ей боль.
В другой ситуации Геометр не только с интересом слушал бы её, но ещё и записывал, и задавал бы вопросы. Сейчас же он полностью был погружен в свои невесёлые мысли. В одном Аристократ был совершенно прав — когда в бой пойдут ратники и будут скрещены копья и ножи, пути назад не будет. Они с Аристократом станут врагами и должны будут убить друг друга. Но ради чего? Он — ради того, чтобы остановить чудовище по имени Войтех. Это долг Геометра за всю ту боль, все те страдания, которые этот человек причинил другим. Аристократом же двигали исключительно эгоистические мотивы. Он был просто помешан на себе и своём «я». Но несмотря на всё это Геометр не мог с чистой совестью выбросить из своей памяти все тёплые моменты, связанные с другом. Вот они празднуют у Войтеха начало выходных, вот Аристократ прогоняет зазнавшихся князьков, решивших поиздеваться над заикающимся от волнения Геометром, вот они втроём сидят в комнате Мечтателя и делятся своими грёзами. Что они увидят, когда окажутся по ту сторону Великих Равнин?
Поэтому единственный раз, когда Геометр перебил Велемиру, оказался связан с просьбой. Но просил он не для себя, а для Аристократа.
— Княжна, не могла бы ты рассказать своему отцу, что именно Храбр спас тебя от тех убийц, что прикинулись телохранителями? И попросить о его помиловании.
— Тихон, — Велемира всплеснула руками. — Ну что ты такое говоришь?! Ты правда думаешь, что мой отец религиозный фанатик, который запросто разделяется с Храбром? Он ведь спас меня не только от наемных убийц, он сам мне стал как брат. Я буду на коленях умолять отца сохранить ему жизнь. Храбр заблуждается, потому что не знает причин, побудивших отца сделать то, что он сделал, но когда всё прояснится, я уверена, что Храбр поймёт моего отца и смирится со своей потерей.
Геометр лишь покачал головой, заключив, что окрылённая княжна слишком наивна и плохо разбирается в людях и политике. Придётся действовать самому. Но как убедить верховного князя помиловать сына мятежника, провозгласившего свои права на земли, которые Радигост раздал лояльным князьям? Ведь прощение в данном случае и в такой сложный момент могут расценить как слабость.
Может быть попытаться представить всё это как жест великодушия к несправедливо обвинённому княжичу? Нет, Радигосту придётся признать свою неправоту, он на это не пойдёт. Остаётся только один вариант — убедить верховного князя в том, что Аристократ был околдован Войтехом. В этом случае помилование будет выглядеть естественным и справедливым решением и в то же время не будет походить на слабость.
Он
