class="a">[760],[761],[762],[763]. Птицы создают пары, чтобы загнездиться и вырастить потомство, потому что у них нет другого выхода. Одиночке просто не удастся добыть достаточное количество корма, а даже если бы удавалось, покинуть гнездо – значит снизить температуру насиживаемых яиц или бросить птенцов на съедение хищникам.
Человеческие младенцы рождаются практически беспомощными, на несколько месяцев отстают в развитии от детенышей других приматов. Заботиться о новорожденном в одиночку родителю не очень-то просто. Какими же преимуществами компенсируются огромные затраты, которых требует круглосуточный уход в течение многих месяцев и последующая многолетняя забота? Эти преимущества – крупный мозг и развитие культуры[764]. Если плод будет зреть в утробе матери еще несколько месяцев, его голова не пройдет через тазовое отверстие при родах, и жизнь роженицы и ребенка окажется под угрозой[765]. Кроме того, потенциал крупного мозга раскрывается в процессе многолетнего обучения, а также усвоения культурной информации[766],[767].
На нестандартность человеческой репродуктивной стратегии указывают и другие особенности[768],[769]. Большинство самок приматов сигнализируют о наступлении недолгой ежегодной готовности к зачатию ярко-красным задом, феромонами и провокативным поведением. Женщины не только не афишируют период овуляции, но и сами зачастую не могут его точно определить, – к ужасу тех, кто использует календарный метод контрацепции. И хотя некоторые ученые это мнение оспаривают, есть и те, кто считает скрытую овуляцию преимуществом, поскольку она повышает уверенность партнера в своем отцовстве[770],[771],[772]. Отбивать женщину у ее постоянного партнера, чтобы сойтись с ней один-единственный раз, редко того стоит, поскольку зачатие в этот единственный раз совершенно не гарантировано. Таким образом, скрытая овуляция повышает уверенность участника постоянных долгосрочных отношений в том, что рожденные в этих отношениях дети зачаты именно им. Это, в свою очередь, мотивирует на долгосрочную заботу о детях, половина генов которых почти наверняка получена от него. Сравнительные исследования показывают, что в действительности картина гораздо сложнее, однако центральную идею это не отменяет[773].
Преимущества, которые дают при отборе узы взаимной поддержки в паре, способствовали формированию механизмов их укрепления. Один из этих механизмов – возникающая между партнерами глубокая эмоциональная привязанность[774]. Еще один – регулярные занятия сексом, сопровождающиеся выделением в кровь окситоцина и усиливающие эмоциональную связь[775],[776]. Пары занимаются сексом в том числе во время беременности и кормления грудью, когда зачатие невозможно. Однако секс повышает репродуктивную успешность и в этот период, сохраняя в паре привязанность, необходимую для того, чтобы вырастить детей благополучными[777].
Эти механизмы помогают удерживать отношения, но на них нельзя рассчитывать в долгосрочной перспективе. Антрополог Хелен Фишер, обобщив ряд кросс-культурных исследований, утверждает, что брачное партнерство у человека длится в среднем семь лет[778]. Мужчины, склонные желать секса с кем-то кроме изначальной партнерши, получают возможность оставить больше потомства[779],[780]. Поэтому ничего удивительного, что большинство мужчин как минимум заглядываются на других женщин. Во многих из сотен разных культур нашей планеты мужчинам не возбраняется иметь больше одной партнерши, если они могут себе это позволить[781]. Не сказать чтобы это нравилось женщинам. Когда ты у мужчины не одна, повышается риск подхватить венерическое заболевание, а время и ресурсы, которые он будет тратить на тебя и твоих детей, сокращаются, так что недовольство женщин подобным укладом вполне понятно.
Женщины тоже ищут партнеров на стороне. Иногда это приводит к беременности, но гораздо чаще дает другие преимущества – ресурсы, статус, защиту и, возможно, более совершенные гены для потомства, не говоря уже об удовольствии[782],[783],[784]. Мужчина, старающийся предотвратить подобные связи у партнерши, заведет больше детей, чем те, кого не заботит вероятная беременность партнерши от другого. Риск такой беременности снижает мужская ревность – ценой постоянной неудовлетворенности жизнью, безобразных ссор и насилия[785].
Для того чтобы контролировать сексуальную жизнь женщин, мужчины прибегают к самым разнообразным стратегиям и создают различные структуры власти в отношениях. Этими стратегиями в значительной степени определяется характер культуры. Эволюционный историк Лора Бетциг на протяжении всей своей научной карьеры изучает, как мужчины испокон веков контролировали и эксплуатировали женскую сексуальность, порой самыми отвратительными способами[786]. Все началось с развития оседлого земледелия, позволившего запасать пищу и накапливать богатства[787],[788], благодаря которым одни мужчины смогли подчинять себе других и собирать гаремы. У Чингисхана, по некоторым подсчетам, было более семисот жен – неудивительно, что его вариант Y-хромосомы обнаруживается у 8 % нынешних азиатов мужского пола[789].
В целом в размножении заметен явный перекос: одни мужчины оставляют существенно больше потомства, чем другие. В какой-то мере так было всегда, но, как показывают новые генетические исследования, где-то 10 000 лет назад происходит резкое сокращение вариантов Y-хромосомы, отражающее внезапный рост репродуктивного перекоса[790]. Примерно тогда же развитие земледелия обусловливает переход к оседлости и накоплению богатства. Затем все снова радикально меняется в связи с возникновением рыночной экономики и сложного общества – теперь группы мужчин издают и проводят в жизнь законы, ограничивающие возможность сильных и влиятельных собирать гаремы[791]. И наконец, на современном этапе благодаря финансовой независимости и средствам контроля рождаемости женщины обретают политические права и с их помощью пытаются освободиться от мужского гнета.
Однако это лишь номотетические обобщения. Они дают отличную основу для понимания, почему брак и другие сексуальные взаимоотношения зачастую так проблематичны и почему так распространены сексуальные расстройства. В то же время они почти никак не затрагивают межкультурные различия, не говоря уже о различиях между парами и отдельными людьми в рамках одной культуры. Они даже отдаленно не объясняют сложные подводные течения, существующие в большинстве пар. Зато они помогают узнать, почему для многих пар вполне достижима удовлетворяющая обоих сексуальная жизнь без особых эксцессов. Отбор сформировал механизмы, обеспечивающие прочные серьезные отношения, в которых секс – это лишь часть пестрого жизненного полотна, которое ткется долгие годы. Эволюционный подход объясняет не только преобладание сексуальных проблем, но и чудо человеческой любви.
Секс по-новому
Новые технологии меняют наше поведение, порядки и законы так стремительно, что естественный отбор просто не состоянии за ними угнаться. Самая радикальная из перемен – появление надежных средств контрацепции. Утратив неразрывную связь с размножением, секс для многих стал просто забавой. Теперь, чтобы избежать нежелательной беременности, совсем не обязательно хранить девственность до свадьбы и верность одному партнеру. Так же стремительно меняются и нравы. Доля американцев, не считающих добрачный секс предосудительным, выросла с 29 % в 1970-х до 58 % в
