понимаешь, чертенок — это просто оболочка. В этом теле течет сила десяти тысяч грешников, вся их злоба и пороки заключены в этом маленьком теле. Они будут разъедать его тело и разум изнутри, отчего он обратится еще большим чудовищем, чем Гатаон.
— Мы не знаем этого наверняка.
— Прошу тебя, Михаил. Хоть раз послушай меня и сделай, как я говорю. Этот ребенок должен умереть. Его судьба — уничтожить бессмертных и все живое, и только мы можем его остановить. Здесь, прямо сейчас.
— Этому не бывать. Его судьба — это путь, который он изберет сам. Ты и я можем стать теми, кто покажет ему другую дорогу. Мы вырастим его в любви и заботе, и тогда даже тысячи грешников не смогут сбить его с истинного пути.
— Ардиус, Мария! Скажите ему! — просила Лариэль поддержки у остальных.
— Я понимаю, что этот рискованно, — произнес Михаил и сделал шаг ей на встречу. — Но лучше я рискну всем, чем отниму жизнь невинного ребенка. Сейчас перед тобой стоит выбор. Отвернуться и сделать вид, что он уже мертв, или вырастить его вместе со мной, как одна семья.
Лариэль посмотрела на других Архангелов. В их глаза она не нашла страха или ненависти. Ангельская природа, которой одарил их Создатель, позволяла принять и полюбить любое создание. В Ангелах никогда не было высокомерия и пренебрежения к другим, этим они и отличались от людей. Даже страх перед смертью был не способен толкнуть их к греху. Глядя Михаилу в глаза, Лариэль была вынуждена сдаться. Она убрала меч, но в своих мыслях сохранила цель во что бы то ни стало уничтожить Сатану.
— Ты сделала правильный выбор. Спасибо тебе, — поблагодарил и обнял ее Михаил.
Николас передал чертенка Михаилу, а тот отдал его Лариэль. Маленькое существо, что лежало у нее в руках, приоткрыло глаза и лениво зевнуло.
— Скажите всем, — обратился к Архангелам Михаил. — Скажите, что мы убили Сатану. А этого чертенка отныне и навек зовут Люцифер. Он сирота, которого мы взяли к себе после разрухи, что принес в Ад Гатаон.
* * *
Изо дня в день, из года в год, Война жестоко избивала и ломала кости своим ученикам, а после исцеляла при помощи своей замороженной крови. Время шло, тела Ангелов крепли, движения становились точнее, в сердцах накрепко засели хладнокровие и бесстрашие, но этого по-прежнему было мало. Из кузницы, что расположилась под заснеженной горой, доносились звуки ожесточенной битвы. В очередном бою Война переломала Диего ноги, а Виктория отделалась пробитым крылом.
— Жалкое зрелище. Думаю, на сегодня хватит, — сказала Война, убирая шест за спину.
Однако Ангелов ее слова не остановили. Даже со сломанными ногами Диего продолжил сражаться. В момент, когда Виктория была готова выпустить стрелу света, Диего полетел на Войну и обрушил на нее шквал быстрых ударов. Задумка Ангелов состояла в том, чтобы закрыть Войне крыльями обзор и сделать ее легкой добычей стрелы. За те долгие годы, что они провели в этой кузнице, Виктория и Диего научились понимать друг друга без лишних слов и намеков.
— Похвально, что вы не сдаетесь, но я сказала хватит! — прозвучал грозный голос Войны.
Война сделала фляк назад. Стрела света пробила крыло Диего и пролетела над ее животом. Продолжив движение, Война ударила стальным носком Диего по подбородку, а встав на ноги, отбросила его шестом в Викторию. Виктория увернулась от тела супруга и собиралась продолжить бой, но потеряла Войну из виду. Зная повадки своего наставника, она предположила, что Война ударит в шею или позвоночник. Но вопрос, откуда именно она нанесет удар. Не растрачивая драгоценное время на размышления, Виктория махнула крыльями и, словно дикобраз, выпустила во все стороны насыщенные светом перья и прислушалась. Звон раздался сверху. Виктория вновь создала стрелу из света и выстрелила на звук. Посох Войны уже был готов проломить ей голову, но вовремя метнув свой меч, Диего спас Викторию от смерти. Стрела света угодила Войне в грудь и лишь слегка оттолкнула ее назад. Сила стрелы света зависела от вложенной в нее энергии, а за столь короткое время она оказалась незначительной.
Война и Виктория встретились взглядами. Они всматривались друг в друга в ожидании малейшего намека на будущие действия противника.
— Вы готовы, — нарушила тишину Война. — Пора вам преподать новый урок, но сначала нужно подлечить ваши раны. — Война поднялась наверх, чтобы сделать кровавый лед.
— Поверить не могу, мы нанесли ей удар, — возбужденно сказала Виктория, усаживаясь рядом с Диего, который был не в состоянии сдвинуться с места.
— Ага. Просто удивительно. Около двух десятков лет. Или трех? Я уже сбился со счета. И мы смогли один раз попасть по ней стрелой света. Ах да, еще я ей как-то броню поцарапал мечом. Чудесный результат.
— Не занудствуй. Еще лет пятьдесят, и мы сможем ее одолеть. По крайней мере, это куда лучше, чем просто сидеть и ждать, пока нас всех пожрет Голод.
— Пятьдесят? Скажешь тоже. Лет двести-триста. Хотя нет, к тому времени мы уже состаримся и не сможем удержать меч в руках.
— Что ты предлагаешь?
— Мы должны найти другой способ убить Голода. В моем видении от меня исходит свет, подобный солнцу, и я сражаюсь с Голодом на равных. Вот только никак не пойму, откуда взялась эта сила.
— Может, это просто навязчивый сон? В любом случае в твоем видении Голод вырывает тебе сердце.
Война спрыгнула к Ангелам и дала каждому по куску кровавого льда. Виктория и Диего разжевали его и залечили свои раны. За эти годы они настолько привыкли к боли, что восстановительный процесс казался им легким покалыванием.
— Вы наконец закончили добывать руду, — сказала Война, заглядывая в большой чан, доверху заполненный мелкой стружкой. — Пора вам узнать, зачем я построила эту кузницу.
— Да мы и так знаем, — сорвалось с языка Диего. — Чтоб ломать нам кости и отрывать конечности. У вас это хорошо получается.
Война одарила его недобрым взглядом.
— Все, молчу. Продолжайте, мы внимательно слушаем.
Война подняла тяжелый чан со стружкой и переставила его на поток магмы. С некой тоской в глазах она смотрела, как руда раскалилась докрасна и начал плавиться.
— Подобно кисти художника, меч придает миру новый облик, — начала рассказ Война. — От его движения зависит, кто будет жить в будущем, а кто останется прошлым. И чем он острее, чем тверже сталь, из которой он выкован, тем яснее картина. Мне не нравится наблюдать, как мой меч превращает этот оазис жизни в пустыню. Поэтому я и построила эту кузницу. Здесь я
