телах, видел, как хрупко ломались сверкающие белоснежным мрамором колонны и как осыпались золотые листья с вечного древа. Он несся сквозь пространство и время на невероятной скорости и одновременно словно стоял на месте, утопая в вязком золоте угасающего солнца, что покидало этот мир. Его теплые лучи мазали по закрытым векам, забирали его не сорвавшийся крик боли и прятались за серым промозглым небом.
Мир рушился на осколки и замыкался сам в себе, закрываясь ото всех вместе с этими чудовищами и их законами.
– Вставай. Просыпайся, – чужая ладонь была прохладной и приятно пахла.
Фергус осознал, что хрипит, прижавшись лицом к грязному полу темницы. Он задохнулся от вони, от боли в обожженной щеке и застонал, буквально выталкивая из легких воздух.
– Да, бывает неприятно. Но пора вставать. Сон есть сон. Все уже прошло. Сейчас твое время.
Фергус уперся коленями в пол, пытаясь поднять свое потяжелевшее тело в вертикальное положение. Пташка сидела рядом на корточках, подобрав руками юбку. Она одобряюще погладила его щеку, волосы и тепло улыбнулась.
– Спасибо, что проснулся. И спасибо, что с ним. Не засыпай больше, неправильный Грех, – с этими словами она легко поднялась и шагнула прямо через решетку.
– Постой! – Фергус рванул за ней, ошейник уперся ему в кадык, и Грех закашлялся.
– Ты чего орешь? – Сквозь прутья решетки камеры напротив смотрела бледная Мейбл.
– Тут только что была… – начал рассеянно Фергус, но тут же заткнулся, оглядывая пустой коридор.
– Не было никого тут. Ты храпел и пускал слюну прямо на этот грязный пол. – Мейбл сморщилась. – Он воняет мочой.
– Милая, мы теперь воняем не лучше, – хрипло засмеялся Фергус. – Вот это меня вырубило.
– Я думала, Грехам не нужен сон.
– Конечно. Это такая же правда, как и та, что мы едим младенцев.
– А вы не едите? – Мейбл казалась обескураженной.
– Ты из какого века? Этот миф стар, как этот мир, – скривился Фергус.
Мейбл снова обиженно засопела и сложила руки на груди в оборонительной позиции.
– У нас так считают.
– О, теперь понятно, откуда у пташки были такие опасения, – пробормотал Фергус.
– Какой пташки? Ты еще с птицами разговариваешь, что ли?
Фергус хотел было снова засмеяться и ответить что-то шутливое, но безобидное, но дверь в темницу неожиданно со скрежетом открылась. Они синхронно повернули головы и застыли, когда с дуновением свежего воздуха в тюрьму зашли четверо крепких мужчин.
– Полнолуние, – коротко сказал здоровяк, что приносил им сюда все время еду.
– Что? Уже? – Фергус весь подобрался, сбрасывая остатки сонливости.
Ему никто не ответил. Мейбл бросила на него встревоженный взгляд, вцепилась в юбку и отошла на шаг от двери в камеру. Фергус смотрел на нее неотрывно, но она вся сжалась и покорно ждала, когда с нее снимут кандалы на щиколотках. На Фергуса направили копья, как будто он что-то мог сделать в такой ситуации. Позади него нервно стучал по полу костяной хвост.
Мейбл втянула в себя пропахший нечистотами воздух и шагнула к выходу. Фергусу казалось, что время остановилось, когда ее босая ступня уперлась в пол. Он видел, как она сглотнула и посмотрела на него с таким отчаянием, что ему стало не по себе. А затем она резко развернулась и с разворота ударила ладонью охранника под челюстью.
– Мейбл!
– Беса с два вы так просто зажарите меня, сектантские прихвостни! – взревела Мейбл. Она бросилась на них, как лисица на охотничьих собак – отчаянно и храбро. Фергус дернулся к ней, просунул хвост между прутьев и ухватил одного за горло. Завязалась потасовка.
Мейбл копила силы. Это было видно по тому, как она била и двигалась, как ловко она уворачивалась от ударов первые секунды. Ведьма сдернула с себя передник одним движением, накинула его на горло одного из охранников и, ловко подтянувшись на руках, пихнула ногами в грудь второго. Она тут же обхватила щиколотками третьего, развернула его к камере с Фергусом, и тот незамедлительно свернул ему шею хвостом.
– Сучья подстилка! – крикнул самый крупный из мужчин с алебардой и рубанул по хвосту – костяные наросты громко хрустнули под лезвием. Фергус вскрикнул от боли, дернулся вперед и рухнул лицом на прутья. Черная кровь брызнула на пол, растеклась антрацитовыми кляксами прямо под босыми ногами Мейбл, пока она отбивалась руками и ногами.
Мужчина с алебардой замахнулся и древком буквально подцепил Мейбл под живот, выбивая из нее воздух. Девушка подлетела над полом, ее ноги вздрогнули в воздухе, и она сдавленно захрипела, сползая по прутьям на пол. Ей тут же нанесли удар сверху по спине тем же древком, и когда она попыталась вскочить, завершили начатое грубым ударом по лицу.
Фергус словно в замедленном времени видел, как кошмарно дернулась ее голова, как на губах проступила кровь, и Мейбл затихла на полу, свернувшись калачиком. Он тут же получил тем же древком под ребро, а затем ему воткнули копье в бедро, и он согнулся, сдирая кожу щек об прутья.
– Твари! Раздвинула тут ноги перед Грехом, чтоб вступился за твою падшую душу, грязная ведьма?! – Мужчина наступил на плечо Мейбл, и Фергус всерьез испугался, что сейчас он просто сломает ее своим весом.
– Они убили Рамона! – заголосил один из сопровождающих, поднимая мужчину со свернутой шеей.
Фергус не слушал их голоса. Он смотрел на то, как Мейбл перед ним медленно открыла глаза, поджала губы и вдруг плюнула со всей силы, забрызгав сгустком крови линии пентаграммы перед коленями Греха.
Фергус, будто во сне, переместился вперед, скрывая ее кровь коленом, размазывая по символам. Бедро горело огнем, кровь стягивала штанину и пропитывала ткань, хвост болезненно пульсировал, изломанный на конце. Он старался вжаться лицом между прутьев сильнее, словно мог просунуть голову и выбраться, но оставался на месте. Буквально в метре от Мейбл, которую он мог бы схватить руками и затащить к себе, если бы был свободен.
Он мог бы ее спасти.
Мейбл напоследок усмехнулась ему окровавленными губами, и затем ее подняли, точно тряпичную куклу. Она закатила глаза, повисая на их руках, позволяя тащить себя вверх по ступеням, как мешок с вещами.
Фергус неотрывно следил за ней, прижимаясь к прутьям.
– Ты будешь следующий, подстилка инферновская, – сплюнул мужчина с алебардой и отправился прочь. На переднике Мейбл остался отпечаток его грязного сапога.
* * *
В это же время
Люди стекались к Алтарю, как мотыльки на свет. Йель выглянул из проулка, куда незаметно шмыгнул, пока терся в толпе вместе
