есть стража, значит сильно преуменьшить. Это лишь одно из нескольких разногласий, возникших у меня с Королём Гласиума после отбытия. Я бросаю негодующий взгляд на спину Джована. То же острое чутьё, которое делает его смертоносным бойцом, позволяет уловить моё внимание. Он отворачивается от того места, где выслушивал отчёты Малира и Рона. Он не видит моего взгляда за вуалью, но я не отворачиваюсь, пока он не возвращается к своим людям.
— Думаю, удача, что тебе вообще разрешили выйти из замка, — тихо говорит Осколок.
Я мрачно смеюсь.
— Пусть только посмеет оставить меня позади, — говорю я.
Он поднимает руки.
— Не посмеет. Но было несколько минут, когда я думал, не запер ли он тебя в твоей комнате.
С моим другом по казарме всё было неловко с тех пор, как он сообщил, что я убийца его отца. А как иначе? Я даже не моргнула, прежде чем убила тех мужчин. Не было ни малейшего колебания, когда я вскрывала им глотки украденными кинжалами. Я не думала об их семьях.
— Осколок… я убила твоего отца, — начинаю я.
Как он мог ничего не сказать мне за всё это время? Он меня ненавидел?
Он ухмыляется мне.
— Было интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем ты об этом заговоришь, — отвечает он.
Его дразнящий тон застаёт меня врасплох.
— Ты не… что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Ты сделала то, что я должен был сделать годы назад. Мой отец творил такие отвратительные вещи, что меня до сих пор тошнит, когда я об этом вспоминаю.
Мы замолкаем. Я понимаю, что остальные тоже слушают. Его отец был охотником за шлюхами. Я знаю, что при Осколке с женщинами плохо обращались, но кто знает, какие ужасные вещи были сделаны с моим другом?
Я тяжело вздыхаю.
— Ты уверен? — спрашиваю я. — Я не проснусь ночью и не увижу, что ты стоишь надо мной с одним из своих милых маленьких кинжалов?
Он смеётся.
— У меня нет намерения умереть, — говорит он, а затем добавляет: — И они не милые, они мужественные.
Налаживание наших отношений — небольшая победа, учитывая то, во что мы ввязались, но мне становится легче. Я возвращаюсь мыслями к тому, что сказал Джован, что меня так разозлило.
— Женщины сидят дома, — насмехаюсь я.
Оландон тихонько смеётся рядом со мной. Кажется, сегодня он перестал молчать, хотя я не сомневаюсь в его истинных чувствах. Было больно осознавать, что брат считает меня предательницей. Но я должна была поступить так, как считала нужным. Не думаю, что мои чувства помешали этому…
— Думаю, ты бы прикончила его на месте, — говорит Оландон.
Я хмурю брови от услышанного ликования.
— Не думаю, что до этого дошло бы, — хотя втайне я думаю, что дошло бы. — Не знаю, что на него нашло, — говорю я в замешательстве.
— Тут скорее то, во что он хочет ввязаться, — загадочно говорит Санджей.
Вьюга и Лёд ухмыляются.
— В таких ситуациях наши действия часто не имеют особого смысла, — продолжает Санджей.
Ашон хихикает, а Оландон бросает на него недоверчивый взгляд. Я размышляю над этим, пока Осколок тянет меня за руку, чтобы обвести вокруг большого дерева.
Я сосредотачиваюсь на том, чтобы пробраться сквозь коричневые деревья в очень медленном, изнуряющем темпе армии Джована. Три кольца Гласиума давно позади, и мы вступили в дикую местность прямо за Внешними Кольцами. Мы быстро догнали кавалерию, хотя они ушли прошлой ночью. То, что мы замедлили шаг, чтобы соответствовать продвижению кавалерии, меня напрягает. Если бы нам не пришлось перевозить всё это громоздкое оружие, которое использует Гласиум, мы могли бы достичь Первого Сектора за один день. В нынешнем состоянии это заняло бы более двух дней. Ряды людей тащат оборудование по корням, снегу и неровной земле, теперь, когда мы находимся среди деревьев, более ровные кольцевые дороги больше не помогают в транспортировке. Позади меня раздаётся неровный шаг нескольких сотен человек. Ещё пять сотен ждут у основания Оскалы. Армия Гласиума значительно превосходит армию моей матери. Так было всегда. Умение Солати против численности Гласиума.
— Почему бы вам не держать кавалерию поближе к Первому Сектору? — спрашиваю я, выражая своё раздражение.
Оглянувшись через плечо, я вижу, что одна из повозок только что увязла. Иногда меня всё ещё удивляет, что земля здесь может быть настолько влажной, что в ней можно утонуть.
— Потому что тогда у Солати будет доступ к ней, — раздаётся глубокий голос прямо передо мной.
Я отскакиваю от твёрдой груди Короля. Я обхожу его, специально наступая ему на ногу.
— Ты что, смотришь на меня исподлобья? — спрашивает он.
Я считаю этот вопрос недостойным ответа.
— Ты бы лучше извинился, — шепчет Ашон своему брату.
Я слышу стук кулака о плоть позади себя.
— Не очень-то на это рассчитываю, — бормочу я.
— Оставьте нас, — приказывает Джован.
Вьюга ударяет Льда локтем, чтобы прервать его хихиканье. Я продолжаю идти вперёд, пытаясь убежать от Короля. Было бы легче, если бы мои ноги были длиннее. Я хотела бы хоть раз обогнать его!
— Олина, я просто хочу защитить тебя. Как ты не видишь этого? — спокойно говорит он.
Я внезапно останавливаюсь, потирая виски.
— Что, если бы я попросила тебя остаться в замке, — говорю я.
Его издевательский смешок короткий, смущённый. В ответ он сжимает кулаки на поясе меча.
— Зачем, это было бы просто смешно.
— Именно.
Я чувствую шершавую кору под кончиками пальцев, когда огибаю дерево.
— Ты думаешь это одно и то же? Моя просьба к тебе, и твоя просьба ко мне? — медленно спрашивает он.
— Я могу постоять за себя, — говорю я.
Он останавливается и тащит меня за дерево. По обе стороны от нас маршируют Брумы в форме. Он не посмеет дотронуться до меня. Не при таком количестве любопытных глаз.
— Так ты поэтому злишься? — в недоумении спрашивает он.
— Конечно, — говорю я в отчаянии.
Он что, совсем не слушал?
Он поднимает мой подбородок.
— Со времен Купола у меня никогда не возникало сомнений в твоих боевых способностях, — говорит он. Его глаза темнеют. — Я верю, что ты способна защитить себя. Я просто не хочу, чтобы ты попала в ситуацию, когда тебе придётся это делать, — он отпускает мой подбородок.
Наконец-то прогресс.
— Понимаю. Я рада, что мы понимаем друг друга, — говорю я.
Он кивает.
— Как и я. Ты можешь вернуться в замок со следующим гонцом и своей стражей, — говорит он.
— Что! — вырывается у меня.
Он останавливается на месте. Я с яростью замечаю, что он имеет наглость выглядеть озадаченным.
— Позволь
