полный локоть довольно объёмную блондинку в шляпе, при туфлях на низком каблуке. Видимо, и она утратила былую способность скакать козочкой, с трудом справлялась с излишним весом на тонких ножках, легкомысленно одетых ещё по старинке в белые курортные брючки чуть ниже колен.
Дьякушев не заметил его, и парочка продефилировала далее по аллее. Ковшов остался стоять, вспоминая последние встречи с Дьякушевым…
Следствие по его делу до самого конца контролировал тогда Тараскун. Казалось бы, Тараскун и Бледных обложили Дьякушева со всех сторон: и документы в совхозе по продаже обкомовских дач были собраны полностью, и водитель — мнимый покупатель — был уже готов расколоться и заговорить, просидев месяц в предварительном заключении. Но вдруг, как по чьей-то команде, всё рухнуло и затихло. Водитель был выпущен и мигом умчался на родину, откуда уже никуда носа не высовывал. Иван Данилович тоже пропал, дело, естественно, было прекращено.
Когда парочка уже завершала второй круг, Дьякушев заметил Ковшова у фонтана. Их глаза встретились, не сдержавшись, они кивнули друг другу. Иван что-то сказал своей спутнице и неторопливо мелкими шажками засеменил к Даниле. Улыбнулся, не подавая руки, поздоровался. Данила не отказал в удовольствии ответить тем же. Они стояли и смотрели друг на друга.
— Не меняетесь, Данила Павлович, — пробурчал Дьякушев. — А мы вот с Элеонорочкой гонимся за молодёжью, а увы! Не угнаться.
— Наоборот, — ответил тот с оптимизмом. — Выглядите прекрасно, Иван Данилович. Простите, но вашу жену, кажется, звали Светланой?
— Схоронил я Светлану в этом году…
— Простите покорно.
— Все мы под Господом ходим, — как-то поспешно, но боязливо проговорил Дьякушев. — Вы что же, Данила Павлович, так и продолжаете служить Генеральному прокурору?
— Отечеству, Иван Данилович, — улыбнулся в ответ Данила. — Отечеству.
— Отменно. И друг ваш?.. Простите?..
— Квашнин Пётр Иванович?
— Да, кажется, он.
— В почётной отставке. Но заглядывает, помогает. Беспокойная у него натура.
— Да уж. Мне его не забыть…
— А что такое, Иван Данилович?
— А вы будто не знаете?
Ковшов пожал плечами.
— Ну спросите у него при случае, он расскажет…
— Спрошу. Непременно спрошу. А вы здесь проживаете, Иван Данилович, или отдохнуть приехали?
— Отдохнуть. Жить-то негде.
— Как же? У вас вроде особнячок в Новороссийске имелся.
— Сгорел особнячок, Данила Павлович, — усмехнулся Дьякушев. — Да вы, думаю, слышали… подзабыли, может, со временем. И ваш дружок, этот Квашнин, в стороне от того пожара не остался.
— Не понял, Иван Данилович. Вы всерьёз?
— Нет. Он, конечно, ничего не поджигал. Но уж больно искал какую-то игрушку. Всё думал, у меня она хоронится.
— Уж не «вельдог»-ли? Револьвер старинный?
— Он самый. Занятная игрушка. И у меня была такая в коллекции. Жаль. Прознал кто-то. Украли штучку, а для верности и особнячок мой подпалили. Вот без жилья и оставили.
— Примите мои…
— Да что уж там, — вяло махнул рукой Дьякушев, — я всё забывать начал, да вот вы напомнили.
Он зорко и свежо посмотрел на Ковшова: чего, мол, хватит комедию ломать. Данила не отвёл глаз, тоже просигналил: перехитрил тогда ты нас, старый жулик.
Они без радости улыбнулись друг другу.
— Замечательное было время, — сказал Дьякушев. — Жаль, жизнь подгоняет, рядом никого не остаётся.
— Что вы, — не согласился Ковшов. — Мы ещё поживём.
— Данила! — Очаровашка, светясь стриженой головкой, словно солнышко, стояла на другой стороне аллеи и махала ему рукой, рядом улыбался возвратившийся Влад.
— Ваша? — залюбовался Дьякушев, он ещё не утратил вкус к эффектным женщинам.
Данила, не ответив, развернулся и поспешил к своим.
«Мгновенный взор девичьих глаз мне сердце покорял не раз, но полюбил я лишь сейчас, красавица моя, — лезла ему в голову старая песня, слова которой он невольно напевал едва слышно. — Мою ладонь своей накрой, своей накрой, своей накрой и поклянись своей рукой, что будешь ты моей».
Он подошёл к Очаровашке и протянул ей ладонь.
— С кем это ты так долго разговаривал? — вложила она в его холодную ладонь свою горячую ручку. — Дядька больно важный.
— Тебе показалось. Это дерьмо.
— Данила! Как ты можешь?
— Всю свою жизнь пыль в глаза только и умел пускать.
— Неужели такое бывает, чтобы всю жизнь?
— Бывает. Ещё как!
— А что ты бормотал, батя, пока шёл к нам? — поинтересовался сын.
— А вот это то, что надо, — засмеялся Данила.
— Скажешь? — спросили они оба, не сговариваясь.
— Секрет. На сто лет…
— Столько не живут.
— А мы постараемся…
Примечания
1
Итако — японские монахи, шаманы, по преданию обитающие с душами умерших; в наши дни они дважды в год во время особых фестивалей совершают обряды в специальных местах на островах Японии.
2
Ctat sua cuique dies (лат.) — каждому назначен его день.
3
Неоареопаг (автор.) — от нео (греч.) — новый и ареопаг (греч.) — собрание авторитетных лиц для решения важных социальных и других общественных проблем.
4
Дромадер — одногорбый верблюд.
5
Modus vivendi (лат.) — образ жизни.
6
Песня на стихи Поля Верлена «Я не люблю тебя одетой» из сборника «Песни к ней», 1891 г.
7
Стихи Артюра Рембо «Рыдала розово звезда…», сборник «Парижская оргия».
8
Мордехай Леви — имя Карла Маркса по рождению.
9
А. М. Рекунков — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
10
Бурбухайка (бурум-бухайка) — грузовая афганская машина (фарси).
11
Афганка — полевая форма одежды (армейский жаргон).
12
Груз 200 — гроб с останками погибшего от ран военнослужащего.
13
Дувал — здесь: афганский дом в целом.
14
БК (бэка) — бинокль ночного видения (военный жаргон ветеранов Афганской войны 1979–1989 гг.).
15
А. С. Пушкин. Отрывок из стихотворения. 1829 г.
16
Cui prodest? — Кому выгодно? (лат.) — у юристов всего мира издревле принято считать это латинское изречение главным средством для раскрытия преступлений. Найди ответ и отыщешь вора, считают они. Впрочем, принцип этот используют и политики, и философы, и социологи. Он оказался универсален в поисках истины (авт.).
17
Snidane (чешск.) — завтрак.
18
«Будвар» — марка чешского пива.
19
«Пиковые», «чёрные» — чеченские банды.
20
