раскроить череп, как орех?
Из дверей вышел второй опиумщик, англичанин – высокий, обритый налысо, с мутными глазами. Уинифред едва успела юркнуть обратно в укрытие тени.
– Вымыл? – спросил мужчина.
В руках он с трудом нес огромный металлический диск, похожий на колесо от прялки. С него капала вода. Похоже, это и есть орудие убийства. Но как здесь оказалась деталь от фабричного станка?
Второй опиумщик хмуро посмотрел на напарника снизу вверх и что-то резко бросил на китайском. Англичанин фыркнул.
– Я и не тороплю.
Он положил диск рядом с ящиком, на котором покоилась верхняя часть тела Парсона, присел на корточки и приподнял край рогожи. Он закрыл вид своей спиной, и Уинифред ничего не разглядела, но сам опиумщик скривился, опустил ткань на место и перекрестился.
– Жаль господина Парсона, упокой Господь его душу. Господин Даск, чую, нам спуску не даст.
Китаец что-то согласно пробормотал, и англичанин кивнул.
Уинифред, быстро охватив взглядом тупик, приметила переломанные стулья со вспоротыми обивками и половину типографского пресса с накинутой на него тканью. Ей вспомнился остов от коляски, на который она опиралась в переулке. В китайском квартале было много вышедших из строя вещиц и инструментов – должно быть, убийца решил воспользоваться тем, что оказалось под рукой.
Англичанин поднялся на ноги, и Уинифред попятилась, но тут из проулка в тупик выпрыгнул мальчуган-китаец лет пяти. Он уставился на тело Парсона, распластанное на земле, и на кровавую лужу, которую вытирал опиумщик. Время от времени мальчик косил глаза на переулок, но не на Уинифред. Она обернулась и увидела, что у грязной стены толпятся еще пять-шесть детей его возраста, с жадным любопытством следящие за храбрецом-товарищем. Мальчик открыл рот, но тут его заметил англичанин. Ноздри мужчины гневно раздулись.
– Мелкое отродье, – сквозь зубы произнес он.
Опиумщик-китаец тоже обернулся и, не выпуская из рук окровавленной тряпки, что-то выкрикнул. Мальчик бросился обратно в проулок, и остальные дети, облепив его, словно рой – пчелу, с визгом унеслись прочь.
Китаец сплюнул и тут же затер плевок тряпкой. Англичанин с тоской поглядел в сторону притона, но из солидарности остался стоять в тупике, пока его напарник размазывал кровь Парсона по камню.
– То ли еще будет, – вздохнул опиумщик.
На этот раз китаец ответил ему по-английски:
– Может, ничего и не будет.
* * *
У самого въезда на Гровенор-стрит столкнулись два экипажа, маленькая двухместная карета и ландо с открытым верхом. Затор тянулся на половину Белгравии. Расплатившись с возницей, Уинифред выскочила из экипажа, но внезапно хлынувший дождь загнал ее под козырек ближайшего дома. Подождав, пока ливень, срывавший с деревьев желтые листья, хоть немного поутихнет, она поспешила к особняку Келлингтона, обходя особо большие лужи и пачкая подол в мелких.
Открывший Уинифред дворецкий с учтивым беспокойством наблюдал, как она пытается снять насквозь промокшую шляпку, с которой на голову ей струилась вода. Ленты легко поддались, но головки шпилек скользили в затянутых перчатками пальцах. Видя, что лакей вот-вот собирается предложить ей помощь, она небрежным тоном спросила:
– Мистер Дарлинг у себя?
– Нет, мисс Бейл, он еще не вернулся. Лорда Келлингтона тоже нет.
Шпилька, как по волшебству, скользнула ей в руку, и шляпка поползла вниз. Уинифред охватило беспокойство. Отпустить Теодора одного было плохой идеей – в отличие от благоразумного Келлингтона он легко может влипнуть в неприятности. Что, если Холбрук заглянул на старую квартиру и застал Теодора, который стучался к его соседям? А если он и не переезжал вовсе?
Вернувшись в свою спальню, Уинифред понадеялась наконец стряхнуть с себя ощущение, что все рушится, а ее заваливает обломками. Не сумев с ходу стянуть влажное платье, она с полуспущенным лифом присела на край кровати. Ее сердце стремительными толчками разогнало кровь по всему телу. Приложив к щеке ладонь, Уинифред ощутила, как горит кожа.
Предчувствие близкого краха никуда не ушло – напротив, захлестнуло ее с новой силой, когда в дверь постучали. Вздрогнув, Уинифред обратно натянула мокрое платье и крикнула:
– Войдите!
В комнату бочком протиснулась миссис Хаксли – безукоризненно собранная, с гладко зачесанными назад волосами, белоснежными воротничком и манжетами. Уинифред расправила плечи, чтобы горничная не увидела, что ее платье расстегнуто на спине.
– Да, миссис Хаксли?
– Я хотела бы поговорить с вами, мисс Бейл. По поводу Лауры.
Почувствовав, как края платья разъезжаются в стороны, Уинифред передернула плечами.
– Конечно.
– У нее началось кровохарканье. Вы знали?
– Что? – с растерянным видом переспросила Уинифред.
Горничная моргнула.
– Кровохарканье. Она кашляет кровью.
– Я знаю, что это значит, – огрызнулась она, вскочила и повернулась к миссис Хаксли спиной. – Помогите застегнуть платье. Как давно это продолжается?
Помедлив, женщина взялась за позолоченные крючки.
– Не знаю. Сегодня на прогулке я видела, как она прячет платок с кровью.
– Глупая девчонка! – прошипела Уинифред. Не дожидаясь, пока горничная расправится с верхними крючками, она вывернулась из ее рук. – Благодарю вас.
Оставив ошеломленную миссис Хаксли в своей спальне, Уинифред широкими шагами пересекла коридор и ворвалась в комнату к Лауре, даже не потрудившись постучать. Окно было распахнуто настежь, а возле него за столом сидела Лаура с кистью в руках. Увидев подругу, она озадаченно моргнула.
– Уинифред?
Задрав рукава, Уинифред опустилась на колени и принялась шарить рукой под кроватью.
– Где они?
Лаура отложила кисть и повернулась, сложив руки на коленях. Уинифред бросила взгляд на ее пальцы – тонкие, с загнутыми фиолетовыми ногтями – и склонилась еще ниже, касаясь пыльных стыков плитки на полу.
– О чем ты? – спокойно спросила Лаура.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
Уинифред встала и, оглядев комнату, шагнула к комоду у кровати. В глаза ей бросилась щетка, в зубцах которой застряли целые клоки черных тонких волос.
Выражение лица Лауры не изменилось. Она вновь повернулась к столу и взялась за кисть, кончик которой был покрыт киноварной краской.
– Под матрасом, – равнодушным тоном отозвалась она.
Уинифред задвинула ящик комода и дернула вверх толстый матрас, набитый конским волосом. Под ним обнаружился ворох окровавленных платков, их было больше десятка. Некоторые пытались отстирать, и из белых они стали рыжими. Другие просто лежали сверху, примятые, бурые и высохшие.
– Как долго ты… – начала Уинифред.
Лаура перебила:
– Поможешь мне закончить эту картину?
Холст, которого она легонько касалась кистью, лежал на столе, а не стоял на мольберте. Уинифред опустила на место матрас, но не сдвинулась с места. Словно не замечая подругу, Лаура продолжала наносить на холст красные мазки выверенными безмятежными движениями. Уинифред сдалась. Подтащив ближе еще один стул, она присела рядом с Лаурой и взяла в руки
