же точки — никогда не забывали приносить подношения своему спасителю. И однажды он поблагодарил их за усердие, ибо с вершины горы спускалась особенная, золотая точка, за которой тянулись просторные поля, усеянные пшеницей, кузницы, инструменты и торговые караваны… И в небесах над всем этим сияло не солнце, но великий, теперь уже золотой дракон.
В один момент на пути прекрасного простора мелькнула преграда — огромная коронованная статуя… И тем не менее она уже была уничтожена. Огромная трещина рассекала её на две половины. В этом плане художник постарался: не просто нарисовал разлом, но именно выбил его посреди каменной стены и монумента.
А затем снова бежали поля, по которым маршировали солдаты в золотой броне (оставляя за собой, опять же, только свет и процветание) и прекрасные церквушки, которые сияли точно звёзды и так далее… В один момент всё это обрывалось, и мозаику заволакивал чистый белый цвет. На секунду я предположил, что художник не успел закончить свою работу, но затем белизна стала обретать очертания и превратилась в титана с пирамидальной головой…
76. прощальная записка
Перед ним находился другой титан, третий, четвёртый; они шли ровным строем и несли за собой ослепительную белизну, и вдруг предпоследний в этом ряду упал на колени, а последний превратился в белоснежный кубик, за которым вспыхнули золотые крылья… С этого момента снова побежали золотистые поля, между которыми возвышались всё более величественные города. Иной раз мелькали более конкретные образы: старик в длинной мантии, которые передаёт свой посох юной девушке и так далее…
По мере того, как мои глаза приближались к завершению панорамы, внутри меня стал разгораться интерес. Красочная летопись приближалась к промежутку после моего последнего визита. Я снова увидел ту самую долину, на которой чёрные точки построили первый город. Наполовину она была заснеженной, а на другую переливалась яркими красками. Я увидел новые инструменты и корабли. Я увидел больше дюжины человек, которые передавали друг другу золотистые мантии. Я увидел луну и звёзды, а затем…
Здесь художник снова проявил свою творческую жилку. Картина плавно переходила в эдемские кущи, с которых всё и начиналось, но затем поворачивала (становилась трёхмерной) и, в сиянии не солнца, но золотого дракона, простиралась в вечность.
Я оторвался от картины и посмотрел наверх.
Прямо надо мной находилось круглое отверстие посреди купола, из которого доносился грохот оживлённого города.
Я собирался взлететь и посмотреть, что именно он собой представляет… Но затем остановил себя. Делать это было немного неправильно. Я неминуемо привлеку внимание, устрою сцену, заставлю моих поданных и верующих волноваться… Оно того не стоит, учитывая, что можно было просто прочитать недавние воспоминания Золотых крыльев.
Так я и сделал, и убедившись, что всё было в порядке, бросил последний взгляд на шумное голубое небо, посреди которого как раз в этот момент лавировал дирижабль, закрыл глаза и погрузился в дрёму…
Следующим на очереди был мир Натаниэля.
Проснувшись посреди кровати, я посмотрел по сторонам. Было пусто.
Я вздохнул, приподнялся и стал осматривать комнату.
Последняя была небольшой, но уютной. Не королевская спальная, но и не корабельная каюта. Мои ноги сами собой нашли бамбуковые сандали, после чего я встал и вышел на улицу.
В ту же секунду мои лёгкие наполнил запах моря, смешанный с палитрой тропического леса. Вокруг простирался ухоженный зелёный дворик, за которым спускалась тонкая блестящая тропинка, видимо сделанная из дроблёных ракушек. Она пронзала лес и простиралась прямо к морю, перед которым белела извилистая полоска пляжа.
Некоторое время я стоял на месте, опираясь обеими руками на белый забор и разглядывал ритмичные волны в сиянии лунного света.
Затем я вернулся в помещение, вытянул ящик из шуфлядки возле кровати и достал потрёпанную записную книжку. Читать в темноте было немного проблематично. Я снова вышел на улицу, присел на траву и подставил страницы звёздному свету.
«Благодарю,» — засеребрились буквы в сиянии луны. — «за всё, что Ты сделал для меня и моей родины. Я знаю, что у Тебя были свои интересы, но это умаляет моей благодарности».
'Теперь я понимаю, что моя давняя мечта была глупа и безумна; разумный человек никогда бы не стал делать ничего подобного. Лишь невероятная удача помогла мне исполнить все мои начинания, и тем не менее, даже если бы я знал, что её не будет на моей стороне, я бы всё равно выбрал эту дорогу, путь, ведущий в море.
Ты спас меня и стал моим наставником. Ты преподал мне важный урок. Я никогда не забуду ни его, ни соратников, которых встретил за время наших странствий, ни врагов, ни океан.
Даже будь в моей жизни ещё один путь, быть может, более продолжительный, я бы не стал его выбирать.
Я знаю, что ты всегда считал меня многословным, а потому закончу кратко: я благодарю тебя и желаю тебе попутного ветра в твоём собственном путешествии. Ты помог мне спасти мой мир, и я желаю Тебе спасти твой.
P. S. Если можешь, верни Крисс способность говорить.
P. P. S. И позволь нам встретиться ещё раз.
Натаниэль Тибериус Септим, 23.06'
Под конец читать стало сложнее. Мои тонкие белые руки задрожали, а в глазах стали собираться слёзы. Я вздохнул, протёр лицо и поправил свои длинные золотистые волосы.
Обыкновенно мой носитель находился в глубокой спячке первое время после того, как я завладевал его телом, но видимо слишком сильные чувства могли пробудить дремлющую душу. Я чувствовал, что Крисс была в сознании. Наши мысли, наше зрение и наши чувства были едины.
Я отложил книжку в сторону, на траву, освещённую серебристым лунным светом, и спросил её, как это случилось. Она ответила, что несколько лет назад Натаниэль обнаружил признаки одной смертельной болезни. После этого он стал стремительно чахнуть — по крайней мере в телесном плане. Его душа воспринимала это стоически, даже философски. Он стал больше читать и чаще отправляться в морские экспедиции.
Конкретную эту запись он сделал перед своим последним путешествием и велел никому её не читать, даже ей, Крисс, до «Его» возвращения. Крисс знала, кто Он (Я) был таком. Тем не менее, она не сдержала обещание. Она прочитала письмо больше дюжины раз, она знала наизусть его содержание, и теперь она проклинала себя за это, ибо все эти годы, которые прошли с его смерти, она терзала себя в ожидании моего возвращения.
Я немного подождал, чтобы душа Крисс успокоилась, а затем проговорил:
— Я могу вернуть тебе речь…
