же время самая удобная боевая машина из всех, какими мне доводилось пользоваться. Из неё я мог управлять всем кораблем. Мои подошвы, мои руки, мои пальцы были задействованы таким образом, чтобы в любую минуту "Тхакур" мог развить немыслимую скорость или открыть огонь из всех бортовых орудий. При желании я смог бы без труда пролететь сквозь Солнце или за доли секунды уничтожить любую из планет. Я наблюдал, как к голубовато-белому, в потёках облаков, земному шару медленно и неуклонно приближается маленькая светящаяся точка. А вокруг горели звезды, масса звезд, метель и слёзы на глазах и щеках Вселенной…
И я знал, что Они — наблюдают за нами.
И внезапно, во всех городах и домах Земли все живые картины на стенах на мгновение погасли, а затем вновь осветились, но показывали они совсем не то, чего желали правители. Людям предстала моя маленькая, сияющая смущенной улыбкой Геро. Я предчувствовал, что вижу её в последний раз и что теперь вряд ли успею помочь ей, даже если схвачусь одновременно за все рычаги управления… А ведь я предлагал ей до этого: быть может, нам стоило бы поменяться местами? Что смерть, я умер однажды, а потом — не единожды, я знаю, что стоит за нею, и мне не может быть страшно… "Глупый, глупенький, — сказала она, положив мне на плечи маленькие крепкие руки, — до чего же вы, мужчины, бываете глупенькими… Ты же командир, тебе и оставаться. И потом — что я буду здесь делать одна, без тебя?"
И когда к её крошечной точке на экране со всех сторон потянулись щупальца ракет, и точка во мгновение ока превратилась в светящийся шар — я ещё не верил, что такое возможно и в то, что это всё-таки произошло. Они заметили и меня, и те же разноцветные щупальца полезли с разных сторон к "Тхакуру".
И тогда я разом нажал на все педали и рукояти…
Хотя… я мог бы не делать этого. Каждый из них принял наше посещение за провокацию со стороны враждебной им страны. И в небо Земли поднялись тысячи тысяч снарядов и летательных машин. И началась та война, о которой вы теперь знаете.
Тот островок, который вы называете Землёю, на деле — жалкая часть некогда огромной планеты. И я когда-то тоже родился здесь.
И именно сюда мне предназначено вернуться, и остаться здесь, попробовав изменить то, что когда-то изменить не удалось…
— Ну что, интересную сказку я вам рассказал?
— Которая есть самая правдивая из всех историй? — спросил Тинч.
— Таргрек! А почему ты вместо того, ну, воевать, возишься с нами? — спросил Тиргон Бычье Сердце.
— Наверное, потому, что с вами я чувствую себя так, как чувствовал с ними. Все мы были чем-то похожи друг на друга, чем — я долго не мог понять. Потом, когда остался один, я вдруг понял… Вы, быть может, улыбнётесь, но более всего на свете мы походили на детей.
— Я знаю, — прибавил он, — что когда-нибудь вновь повстречаю её. Мы, дети разных эпох, разделённые временем и пространством, всегда вместе, ибо одно чувство объединяет нас… И это чувство, воспламенённое Духом, называется просто — любовь.
2
…И раскрутилось в эту ночь над Тропой Исполинов беспредельное и грозное звездное небо. И воздевая к нему руки, трепетала маленькая волшебница Арна. И хмурый Тинч, исподлобья, заворожённо смотрел, как переливались огнями созвездия Большой и Малой Лап Великого Обманщика-Лиса и как там, над горизонтом восходило окровавленное Сердце Скорпиона, и как где-то там же, под ним, видимый лишь с островов Анзуресса — тяжело и грозно возлагал на пылающий Жертвенник тушу Зверя копьеносец Человеко-Конь. С юга на север, и с севера на юг по небу, навечно и всюду волнообразными скачками передвигались Бегущие Звезды…
Кайсти подняла руку и помахала одной из них, в ответ на что Звезда внезапно засветилась ярче, потом подмигнула и — пропала, ввинтившись в наливающийся глубинным холодом небосвод…
В эту ночь, нежно перебирая струны чингаросса, Кайсти спела такую песню:
Очаг смолою дышит,
Звенит сверчок в ночи,
И дождь по старой крыше
Стучит, стучит, стучит.
Здесь всё светло, как в детстве,
Минуты — как века,
Мотив стучится в сердце:
Кап-кап, кап-кап, кап-кап…
Я жду, приди скорее,
Мой друг с мечтой в очах,
Обоих нас согреет
Старинный наш очаг.
Прими меня в объятья
И — позабудешь сам,
Что вражеские рати
Крадутся по лесам,
И что полки готовы
Вступить в лихую сечь,
Копье блестит и снова
Отточен старый меч,
Что грянет бой напрасный
Во славу слов пустых…
В росе проснутся красной
Зелёные листы.
Но всё ж, противясь Року,
С тобой вращаем мы,
Неспешно, понемногу
Колёсико Судьбы.
Пусть Смерть взмахнёт, быть может,
Косой своей слепой!
Есть в мире только дождик
И только мы с тобой.
Покуда, еле слышно,
Стучит, стучит в веках
Наш дождь по старой крыше:
Кап-кап, кап-кап, кап-кап…
Всё в мире — только праздник
С тобою, вновь и вновь,
Всё в мире — не напрасно
Пока живет любовь…
3
Наутро Таргрек, как обычно, провёл разминку. Ребята занялись игрой в качели: двое вставали на четвереньки, двое усаживались поперек, ногами друг к другу. Потом те, что были на четвереньках, начинали идти вперед, а сидевшие, подтягиваясь за руки, пытались удержаться. В сосредоточенном сопенье и громком хохоте, в конце концов, ходячая пирамида разваливалась — под крики и довольное улюлюканье собравшихся.
— Не лежать на земле! Ребята! Холодная земля!
Девочек Таргрек заставил заниматься голосовыми упражнениями.
— У вас есть одно безусловное преимущество — ваш голос. Он гораздо крепче и звонче, чем у мужчин. При помощи голоса в бою можно сделать многое: и поднять дух у заведомого труса, и превратить несокрушимого силача в испуганного цыплёнка… Смелее и звонче: а-ай-а! Ну!
Быть может, именно потому так по-боевому зазвучала после утренней трапезы весёлая песенка Кайсти:
— Удача, истина лихая,
Желанье гордое в груди,
Дала Судьба ключи от рая
Тем, кто в любви
