для них, одна лишь сила, за которой больше ничего нет, за исключением, ощущения другой силы, которая сделает с ними то же самое, что делают они. Если бы идея, если бы было так, то многое подлежало оправданию. Я сам сейчас ощущаю что-то подобное – монотонно и сдавленно проговорил Егор.
– Нет, ты другое, совсем другое. Ты делаешь, чтобы опровергнуть, уничтожить те злодеяния, которые они совершили над тобой, над нами, над нашей будущей жизнью. Месть, и то это понятие не подходит – выразила свое мнение Лена.
– Я, кажется, смогу, оно выходит само собой, и мне даже не нужно ничего наносить на бумагу – со странным, заметно изменившимся выражением, произнес Егор.
– Рукопись воскреснет, произойдет то же самое, что случилось с тобой, а дальше, наше потерянное будущее станет реальностью, вернется. В этом символический смысл, в этом высшая сила предзнаменования – растворяясь в глазах Егора, с пафосом говорила Лена.
– Да, ты права, ты быстрее меня всё поставила на свои места. Сама судьба благосклонна к нам. Нельзя было уничтожить рукопись, она существует помимо бумаги, она такая же часть мира добра и справедливости – отвечая Лене, сливаясь с ней одним дыханием, говорил Егор.
– Но, только я не поняла, как она появится, если ты не будешь её извлекать из своей памяти – робко спросила Лена.
– Это сделают, уже делают другие люди, те, которые сейчас живут в тех самых квартирах. Сначала не мог понять, почему писательство, почему мое присутствие, и оно сразу в двух разных местах, но вот оно что. Рукопись сама стремится к нам навстречу – улыбнулся Егор.
… Два последующих дня Владислав Викторович Возков посвятил наблюдению за старой металлической дверью, расположенной почти в самом центре города, там, где когда-то красовался главный корпус технологического института, там, где две улицы разделяются по высоте. Одна проходит выше, другая ниже, а между ними то, что можно было бы назвать склоном, если бы дело шло об обычном загородном рельефе, но в городе этого не заметить. Улочки, проулки, всё застроено, всё огорожено. Подъем и спуск, спуск и подъем. Дождевая вода извечно стремится сверху вниз. Простые законы физики.
…Мгновение застыло, начала останавливаться кровь. В висках появилась неприятная пульсация. Слишком сильное напряжение сдавливало дыхание, а Егор Свиридов смотрел на Возкова без всякого удивления. Было видно, что он ожидал встречи, что знал о ней, чувствовал.
Только вот глаза, в них не было ничего общего с теми глазами, которые видел Возков, тогда еще просто Влад, когда одиннадцать прожитых лет плохо различали контрасты и нюансы скоростного потока. В тех глазах жила доброта, умноженная на целеустремленность и уверенность, без примеси превосходства и тщеславия. Глаза светились ликованием, в них, как в зеркале, отражалась убежденность правильного выбора. Даже, в те страшные минуты, когда, наблюдая за Егором со стороны, под крышей всемогущего управления госбезопасности, видя его избитым и раздавленным, даже тогда не было того, что предстало перед Возковым сейчас.
Эти глаза, они не просто лишились всего прежнего, они отражали сугубо противоположное. Злость и превосходство, надменность и расчет, время дополнением ко всему этому. Неестественные морщины, укравшие еще десять лет. Снизу скривленный рот. Кожа потерявшая упругость, на лице и шее.
– И почему-то я не удивлен нашей встрече, господин следователь – лукаво улыбаясь, произнес Свиридов, сделал это он громко, чо эхо на секунду застряло меж развалинами кирпичного здания.
– Я бы всё же удивился – ответил Возков, стараясь не выдать того, что сейчас испытывает сильное внутреннее напряжение.
– Вы имели возможность удивиться во время нашей первой встречи. Я не слежу за календарем, могу лишь предположить, что это было вчера – смех прорывался сквозь слова Свиридова.
– Позавчера, но я ожидал вас увидеть, а если удивился, то только тому, что вы заметно изменились, и я сейчас не о внешности – к Возкову начало возвращаться самообладание, пока частично, но от головы отхлынул прилив жара.
– Вы проницательны, впрочем, и раньше вам было этого не занимать – произнес Свиридов и только сейчас на его лице появились тени сомнений, секунда догоняла секунду, пришла еще одна, составляя общее, рождая неминуемую паузу.
– Теперь удивлены? – спросил Возков, видя, что Свиридов впал в недоумение.
– Вы, вы тот мальчишка, конечно, как я сразу не смог догадаться. Вы не Виктор Андреевич, вы его сын. Вот почему тогда наш разговор затянулся. Признаюсь, вам удалось поставить меня в неловкое положение – всё более изумленно говорил Свиридов.
– Всё это так, только обстоятельства изменились. Теперь мы с вами поменялись местами – четко и уверенно произнес Возков.
– Нет, зачем вам всё это. Разве вам безразлично дело вашего отца – всё более изумленно говорил Свиридов.
– А вот здесь, вы господин Свиридов ошиблись. Мне очень дорога память об отце. Мне еще дороже смысл и суть прожитых лет, и вот поэтому, сейчас мы не будем делать с вами одно дело. Ведь на это вы надеялись? Не самым сложным вам казалось сделать то, что тридцать три года назад сделали сотрудники госбезопасности. Но не до конца, но малость ошиблись, а может кто-то из них захотел ошибиться. Всё ведь частности, и для вас, в данный момент, частное определяет больше чем то, за что вы не пожалели собственной жизни, вместе с ней жизни своих двенадцати последователей – как можно спокойнее говорил Возков, будучи уверенным на все сто, ощущая, что это именно то, зачем он оказался здесь, зачем ему был необходим этот разговор.
– Нет, ничего не может мне помешать. Я не для того вернулся вновь, чтобы вы или кто еще открыли двери настежь, нет, этому не бывать. Я явился не для того, чтобы еще один раз умереть, не для того, чтобы, воскреснув вновь провалиться в полное небытие. Вы знаете, что это? Вы имеете об этом хоть какое-то представление?
7
– Давненько не встречались. Наверное, лучше было бы при других обстоятельствах, но сложилось иначе – произнес Возков, усевшись на стул, напротив него, на диване, сидели трое им похищенных граждан. Алена прижималась к Косте, Феликс Эдуардович чуть в стороне, положив руку на боковую спинку дивана.
Возков обращался к Феликсу Эдуардовичу, смотрел тому прямо в глаза, делал это с нескрываемой иронией: мол, вот как вышло, но ничего, бывает, главное, что встретились.
– Не понимаю, Влад, зачем весь этот спектакль. Как будто мы не могли, действительно, встретиться нормальным образом и всё обсудить – нервно отреагировал Феликс Эдуардович.
– Э, нет, мой друг, очень скоро я тебе
