как умел лишь он один.
— Я не хочу, чтобы наша жизнь как-то касалась Роверта и его планов. Прошу твоей руки у твоих близких людей. И надеюсь на согласие.
Я снова обвела растерянным взглядом родных. Они смотрели пристально, в их глазах светилась поддержка и любовь. И появилась твердая уверенность — какое бы решение я не приняла, они будут рядом.
— Я… я не могу так сразу, — беспомощно покусала губы.
А ведь хотела этой свободы, хотела сама принимать решения. А когда это все на меня навалилось, не знала, что делать. Терялась и слова выдавить не могла.
— Горностаюшка, — подступил ближе. Почти вплотную. — Ты можешь думать столько, сколько хочешь. Я буду ждать.
Бархатистый голос медом пролился на напряженные нервы.
Сердце замерло. Оно уже желало ответить, уже стремилось навстречу. И я всеми силами сдерживала его, хоть понимала, что мной снова двигает страх.
— Я… хочу поговорить с тобой. Наедине, — посмотрела в его глаза. — Прежде, чем принять решение.
Сильвестр кивнул. Сестры ободрительно глянули и заговорщицки перемигнулись. Графиня Лирой лукаво улыбнулась и поправила высокую прическу.
— Что-то это мне напоминает — громким шепотом возвестила Ноэль, кинув хитрый взгляд на Ариэль. Та густо покраснела. Сильвестр нахмурился.
— Что поделаешь, мой мальчик, — внезапно промолвила графиня Лирой, демонстративно вздохнув. — Видимо, твой кабинет просто создан для того, чтобы соединять судьбы.
Я ничего не понимала, да и Эдхард тоже. Видимо это была какая-то семейная шутка. Но зарубку на память сделала, расспросить у сестер по поводу дополнительных свойств королевского кабинета.
Нас провели в соседнюю комнату. Небольшую гостиную с милыми диванчиками и широкими окнами. Уютную. Созданную для отдыха.
— Шани, — как только мы оказались одни, терпению Эда пришел конец. Он больше не пытался сдерживаться, сразу заключил в объятья, зарылся носом в волосы, прижал так крепко, что мне показалось — вот-вот треснут ребра. По затылку побежали мурашки, низ живота заныл, и внутри все перевернулось.
Всхлипнула от нахлынувших эмоций, подняла руки, чтобы оттолкнуть и поняла, что не могу. Вместо этого еще плотнее прижалась, ища тепла и поддержки, пытаясь обрести в нем ту уверенность и силу, которая питала меня все наши приключения.
— Прости, — прошептала. — Мне нужно было уйти.
— Шани, — отстранился, чтобы взглянуть в глаза. — Я знаю, что вел себя… не лучшим образом… как…
— Деспот, — услужливо подсказала.
Он странно блеснул глазами.
— Но я не мог тебя отпустить. И сейчас не могу. Но сделаю все для того, чтобы ты сама захотела быть рядом.
— Я хочу… — вырывалось прежде, чем подумала.
И до того, как успела закончить фразу, мои губы накрыл голодный жаркий поцелуй. Но сил его прекратить не было совершенно. Внутри все плавилось и горело. Я таяла, цеплялась за жесткие плечи, впитывая, как губка, жаркое наслаждение. Мне хотелось, чтобы этот миг длился вечно, никогда не кончался. Но пришлось отстраниться.
— Я хочу, но боюсь… — выдохнула едва слышно.
— Чего ты боишься? Верь мне, Шани, я никогда тебя не обижу. Никогда не причиню боль.
Я отвела взгляд.
— Разве хоть раз я тебя обманул?
Замотала головой.
— Я боюсь не того, что ты мне сделаешь больно, — едва не простонала в отчаяние. И кинулась, словно в омут с головой. Пора покончить с тайнами. — Это я могу причинить тебе боль!
— Как? — лицо Эдхарда удивленно вытянулось. Явно не это он ожидал от меня услышать.
— Тебе ведь уже рассказали, что моя мать была драконом, — скорее уточнила, чем спросила. Не верилось, что Рхианнон могла умолчать о таком.
Он спокойно кивнул. Но в глазах светилось и дальше непонимание. И я снова, как трусливый заяц, хотела умолчать, хоть частично скрыть правду. Быть чудовищем тяжело. Но одернула себя. Если все выяснять, то здесь и сейчас. Пока не стало слишком поздно. Эд должен принять решение, зная всю мою подноготную.
— И мою силу ты видел. Я ведь хотела от нее отказаться.
— Но так и не рассказала почему.
— Потому, что я не могу себя контролировать. Когда злюсь или боюсь, или очень переживаю. Я совершила ужасные вещи. Когда отец меня собирался отправить в монастырь, моя сила пробудилась. Огонь вырвался. Это было жутко… Пострадали люди.
— Такое бывает. Твой отец должен был дать тебе учителя…
— Дело не только в этом… — перебила, опасаясь, что если не скажу сейчас, моя смелость исчезнет, улетучится, и я опять буду носить этот груз на сердце. — В том, что мне нравилось быть такой сильной. Нравилось делать, то что делаю. Я чудовище Эд. Ты должен знать. Я поклялась, что больше никто от меня не пострадает, что избавлюсь от силы. Поклялась давно, в детстве. И закрепила клятву в Мантуре. Такие слова на ветер не бросают…
— Чудовище? Маленькая девочка, подросток, который и так эмоционально нестабилен? Мне твоего отца и всю его свору хочется самому стереть в порошок. Размазать по стенке, за то, что сотворили с тобой. Камня на камне не оставить от Трисьюда. Я чудовище?
— Нет! Нет, ни в коем случае!
— И та маленькая девочка тоже. Она защищалась. Она не могла поступить иначе.
Он неожиданно прижал меня к груди и покрыл легкими, почти невесомыми поцелуями волосы, лоб, щеки, губы. Приподнял над полом, и наши глаза оказались на одном уровне.
— Я буду за тебя бороться, моя горностаюшка, — тихо пообещал, заглядывая просто в самую душу. — Даже с тобой самой, с твоими страхами. И не отступлюсь ни за что. Именно такая жена мне нужна. И такая королева Горару. И клятвы твои не имеют значения, ни одна.
Он опустил меня на пол, пылко поцеловал. Так, что в груди мгновенно вспыхнул пожар. Но прежде чем он разросся сладким томлением, отстранился и выпустил из объятий.
— Подумай, горностаюшка. Я подожду, — твердо пообещал.
И стремительно вышел из комнаты.
Я прижала пальцы к губам. Замерла, не веря своему счастью. Он, правда, так считает! Так думает! И хоть не сказал, что любит, но я это чувствовала. И мне больше не было страшно, только радостно. И хоть растерянность от того, как стремительно развиваются события, беспокоила, и я пока не решила, что делать, но бежать больше не собиралась. Мне дали время подумать. И я не собиралась позволять собственным страхам управлять своей жизнью
