От его слов по телу проходит дрожь. Я даже представить не могла что все настолько серьезно. Думала что власть не поделили или это конкуренты по бизнесу дорогу перешли.
—Почему он не обратился в органы? Он ведь… Господи, у отца же столько власти было,— меня заполняет отчаяние. Я все еще не понимаю как так могло получиться?
—Все не так просто, Лер. Откуда ты думаешь та компания узнала о секретных разработках минобороны? За ней стоит определенный круг людей, у которых власти не меньше, чем у твоего отца. По факту две стороны столкнулись в борьбе за возможность поиметь больше денег. Полгода велась спецоперация, чтобы раскрутить этот клубок и собрать доказательства причастности к этому правительственных лиц. Все должно было закончится в тот день, когда я вас увез. Твой отец уехал на встречу с важными людьми и при передаче взятки их должны были повязать. Но среди своих завелась крыса, поэтому твоего отца положили в тот же момент, когда он вышел из машины. Обвинили в том, что он продавал информацию государственного значения, не выдержал такого груза и застрелился.
—И что это получается? Он проиграл? Жизни лишился и проиграл?— мой голос звучит с надрывом. Почему так несправедлив мир?
Давид хмыкает.
—Не проиграл. Скорее унес с собой в могилу то, что так сильно хотели заполучить от него другие. Я не должен тебе этого всего говорить,— смотрит на меня с сожалением.
—Поздно. Ты уже начал. Я понимаю насколько все серьезно и не собираюсь распространятся и делать глупости, доказывая что-то. Все останется между нами. Я имею право знать правду. Не хочу остаток жизни провести задаваясь вопросами: «Почему?».
И Давид сдается. Под моим взглядом, напором.
—Хорошо. Ты у мены умная девочка, Лера. Думаю, нет нужды читать тебе лекцию о том, что произойдет, если эта информация где-то всплывет. Один надежный человек очень осторожно взломал правительственные серверы и теперь большей части информации по проекту нет. Где копия известно было только твоему отцу. Все будет выглядеть так, словно была совершена вирусная атака, которая удалила данные с серверов.
—Получается, оружие никому не досталось?
—Никому,— подтверждает Давид.— Главный инженер, который занимался разработкой несколько месяцев назад напился и свернул себе шею, пытаясь забраться на скалу. Если они и восстановят проект заново, то нескоро.
—Это… это так грустно. Почему ты обо всем знаешь?— поворачиваясь к нему, только сейчас понимая насколько Давид и отец были близки друг другу.
—Потому что твой отец только мне доверял в полной мере. Знал, что я никогда не сделаю того, что причинит вред тебе. Идеальный союзник,— с горечью произносит он.
—Почему? У тебя ведь были причины ненавидеть и меня, и его. Почему ты не отомстил? Почему вообще ушел со службы?
—Потому что ты для меня самое главное,— отвечает он, с вызовом смотря на меня.
Мои глаза расширяются от удивления. Я пытаюсь понять что именно значат его слова. Это вроде признания в любви?
—Ты подал на развод,— сиплым, убитым голосом напоминаю ему. Мне трудно вспоминать то время. Сердце на куски разрывается от предательства.— Ты убил меня, Давид. Ты не любил меня, тебе женится заставили на назойливой девице. Тогда как я могу быть для тебя главным?
Давид тяжело вздыхает. Отворачивается, смотрит на ровную гладь реки в закатных лучах солнца.
—Я пил, Лера. После той аварии, развода слетел с катушек. Запил. Набил морду курсанту. Меня попросили уйти, я закрылся в квартире и не просыхал. Потому что совершил ошибку, которой мог избежать. Помню как выбросил свое обручальное кольцо в окно, а потом под подъездом ползал в грязи чтобы найти его.
Из моего рта вырывается непонятный звук. Вот откуда на кольце царапина.
—В тот момент я понял что нужно менять что-то, а вечером в мою дверь постучал твой отец и предложил работу. Я схватился за нее, потому что только так мог знать наверняка что с тобой все в порядке. Думал, подожду пока ты не найдешь достойного парня, а потом свалю. В голове все было просто, в действительности — неисполнимо. Потому что если бы ты нашла кого-то, я бы его пристрелил, клянусь.
Последние слова он произносит так, что сомнений не остается — и в самом деле пристрелил бы. Но…
—Леша же жив остался,— только и могу, что сморозить очередную чушь. Сердечко в груди бьется неистово быстро, горе, отчаяние и внезапная надежда смешиваются между собой, превращаясь в терпкий коктейль чувств.
—Я просто не успел,— широко улыбается и как-то неестественно произносит Давид. Словно и ему сейчас больно. Словно и в его сердце засел осколок, да так глубоко что убрать невозможно.—В тот день на меня племянников свалили и я немного опоздал.
—Он почти побывал в моих трусиках,— вроде как шучу, но в словах есть огромная доля правды. И Давиду она не нравится.
—Не стоит посвящать меня в такие подробности.
—Тебе повезло что он испугался моих ног, иначе велика вероятность что я уже замужем могла быть.
Давид уже не улыбается. Смотри на меня долгим пронзительным взглядом. Его лицо приближается к моему. Губы легко касаются моих. И шепот — горячий, отчаянный — прямо в рот.
—Ты же знаешь что ты для меня самая красивая. А на мнения других тебе должно быть плевать.
Глава 38. ЛераМы достаточно долго сидим у реки в объятиях друг друга. Давид утешает меня как может. Словами, нежными касаниями и поцелуями. Я не могу остановить поток слез, подавляю истерику, и через несколько минут она наступает с новой силой.
Совсем расклеилась.
—Что дальше делать? Они… они не будут теперь нас искать?— спрашиваю, когда немного легче становится, дыхание выравнивается и я уже не давлюсь собственными всхлипами.
Давид сжимает меня сильнее. Словно боится, что я могу исчезнуть.
—Тебя искать точно не будут. По официальной версии, Валерия Смоленская погибла во время пожара в ночном клубе. Мне будет спокойней, если все и дальше будут считать тебя мертвой.
—Новые документы и новое имя?— догадываюсь я.— Я не хочу жить в страхе, Давид, оборачиваясь каждый раз, когда в толпе увижу кого-то подозрительного.
—Тебе и не нужно будет. Новый паспорт готов, станешь Валерией Сапроновой. Мне показалось, что ты будешь рада, если имя твое останется.
—Я не могу так. Не могу,— отчаянно качаю головой, представляя, что все заново начать нужно будет.Отстраняюсь от Давида, массирую затекшую шею.— У меня же выставка, я так долго шла к этому.
—Никто не отменяет твою выставку. Ты ведь под псевдонимом пишешь картины. Твой отец не очень-то любил распространяться о том, чем его дочь занимается. Точнее, вообще никому не говорил.
—Но… Дамир ведь узнал откуда-то.— Бросаю на него встревоженный взгляд.— И… о том, что я жива, знает.
