возвращало прежнюю форму. — Что ты со мной сделал?!
Я решил, что её уши не стоят ответа. Всё моё тело вдруг сжалось в единый комок, ядром ударив ей под ноги, заставив вновь потерять равновесие рухнуть.
— Смерть не должна была... на меня! — уязвлённый ум искал изъян в её безупречном плане, но не находил причин моим действиям.
Моему наглому восстанию.
Я вновь расхохотался. У матери Тьмы больше не было сил играться с телами покойниц. Они растаяли в воздухе, обращаясь в ничто, будто прощая — и отпуская мне грехи. С плеч свалилась тяжкая ноша.
— А это и не смерть. Ты не умрёшь, в привычном для тебя понимании.
Она лишь привстала на колени. Теперь ей уже дыхание давалось с трудом. Она бросила на меня взгляд, усмехнулась в ответ.
— Ещё одно заточение, верно? Чего ты этим добьёшься, Владислав? Отсрочки? Я приду в следующий раз гораздо раньше, чем ты наберёшься сил и тогда...
— Без ног не ходят, — мрачно проговорил я, и женщина вскрикнула от боли. На мою душу пролился самый настоящий бальзам — её боль звучала музыкой для моих ушей и поминальным хором для девчонок.
Нет, сказал я самому себе, нельзя этим увлекаться. Нельзя давать времени — ни ей, ни тому, что теперь навсегда осталась во мне.
Я ел Тьму. Осторожно, боясь подавиться, по крохотному кусочку.
-Бог света, бог тьмы — большая ли разница? Во мне было слишком много одного и слишком мало другого. Но теперь, благодаря тебе, я стал истинным равновесием мира и обрел баланс.
Я смотрел, как она пытается уползти прочь. Как нещадно в мою плоть пытаются впиться тысячи пожирателей душ, но останавливаются едва ли не за миг до нападения. Боятся.
Чуют своего.
Чуют сильного.
— Я ведь не был рождён богом. Я им стал. Редкая возможность, не находишь?
Из благодати я вновь сплёл себе меч — незамысловатый, но зазубренный, вонзил Тьме прямо промеж лопаток. Она немощно вскинула руки, закопошилась на земле, будто навозный жук.
— Ты пыталась выбить из меня равновесие. Выдавить. И тогда — что тогда должно было случиться? Ты хотела сделать из меня вновь человека. Тебе ведь хотелось, чтобы я утратил всё?
Она не ответила, и тогда я провернул клинок в ране, заставляя её реветь, скрести ногтями землю.
— Я утратил всё. Стал человеком. Беспомощен, как и остальные. Вот только они не были беспомощны. Они бились с твоими тварями, с твоим пришествием — там, в твоем родном мире. Они бились с тобой здесь. Помнишь девчонку? Она верила не в то, что я дам ей защиту. Она верила в то, что она защитит остальных.
— Это... нелепо, — она вдруг поперхнулась собственным кашлем. Нельзя было не признать её правоты и я кивнул в ответ.
— Может быть. Ты пихала в меня свою тьму, чтобы я с ней боролся. Ты не подумала, что я смогу принять её в себе, сделать своей и присвоить. И знаешь что? — я склонился к ней, вытащив меч, вытирая лезвие о некогда роскошные, а теперь изгвазданные мглой нижние юбки. — В этом мире слишком мало места для двух повелителей Тьмы.
И тогда она закричала...
Лопата тяжёло вгрызалась в извращённую тьмой землю. Мгла бежала прочь всякий раз, когда я углублял яму, уходила, спешила исчезнуть.
Я бы мог заставить её разрыться, или заставить лопату работать за меня. Но хотелось сделать всё по старинке, как человек.
Деревня в мире Тьмы встретила меня лишь мёртвой тишиной и пустотой. Я в самом деле не верил, что мне удастся её найти, но нет — повезло.
Скверна, пожирающая мир, отступала под каждым моим шагом. Мне ещё много где придётся пройти, впитывая в себя расплескавшуюся тьму, но сейчас мне нужно было вырыть яму.
И сделать кое-что ещё.
Я испепелял послушных мне теперь пожирателей душ. Забавы ради я заставлял их умирать по-разному, но вскоре понял, что ничего не чувствую.
Мать Тьма смеялась надо мной из могилы. Мне слышался её вкрадчивый и тихий шёпот — пустота. Всё, что теперь осталось внутри меня, так это ничем не заполнимая пустота.
Девчонку я нашёл там же, где видел.
Мертва.
Пожиратели душ растерзали тела тех, кого она пыталась защитить, но не посмели тронуть её. Белое платье, светлые волосы, мертвенно бледная кожа. Невинность лежала отпечатком на её лице.
Совесть спрашивала у меня, почему же именно она удостоится такой чести? Почему не другие? Я ответил, вопросом на вопрос — большая ли разница? Совести нечем было возразить.
Я собрал всё, что только сумел найти от своих девчонок. Бусы, серьги, плюшевый мишка Вики, ритуальный кинжал Эйелен, кулон с изображением горы Фудзи Хидеки...
Когда-то, как будто в прошлой жизни, они считали их чем-то важным для себя. А теперь всё кончено.
Я выложил тело девочки на простынь вместе с их вещами. У меня задрожали губы, но я сдержал поток рвущегося из меня горя. Накрепко замотал её в импровизированный саван, обтянул верёвками — как и положено, как и заведено традициями.
Сел передохнуть, устало выдохнул, зажмурил глаза и запрокинул голову. Для полного счастья тут не хватало разве что дождя.
Интересно, кто я теперь? Что за тварь? Бог? Повелитель Тьмы? Темный бог? Или все-таки Светлый?
Перед тем, как я поглотил мать Тьму целиком, она умоляла остановиться. Говорила, что я стану чудовищем — ещё более худшим, чем она. Я не знаю, врала она или нет.
Мы оказались глупы. Нам казалось, что Тьму можно избить палками, словно паршивую собаку. Пришибить клинком, зарубить топором, расстрелять из пушек...
Казалось, что она боится Божественности — ведь только мы можем расправиться с ней, только в наших руках победа, а оказалось иначе.
Я вздрогнул, заслышав шорох. Признать в косматой фигуре Велеса было непросто. На спине он тащил истерзанное тело собственного брата. Мёртвое и безжизненное.
Бог подволакивал ногу — страдать от чего-то подобного ему было в новинку.
— Они идут, родич.
Я не обратил на его слова внимания. Он постоял надо мной, словно решая, что делать дальше.
Сел рядом, положил наземь скорбную ношу, бросил взгляд на приготовленное мной завёрнутое тело.
— Хоронишь свою?
— Своих, — поправил я его. — Своих. Всех. Себя тоже.
Он отвёл взгляд в сторону, нехотя кивнул.
— Понимаю. Но они идут, Влад. Идут за тобой. Они видят в тебе новое начало Тьмы. Я вижу в тебе то,
