стены и бежали в свои шанцы. Во время штурма атакующие, по русским данным, потеряли до 5 тыс. человек убитыми. По собственным сведениям, у неприятеля насчитывалось убитыми только поляков 500 человек, а, кроме того, «много немцев и венгров, очень многие получили раны от каменьев, кольев и топоров».[735] Ощутимыми оказались и потери защитников Пскова: погибло 863 человека и ранено 1623 человека. Разрушенные в ходе бомбардировки и штурма городские укрепления восстановили и усилили дополнительными защитными сооружениями – прочной деревянной стеной и рвом с частоколом из заостренных дубовых кольев.
Несмотря на тяжелую неудачу, поляки не стали снимать осаду города. Установив у Мирожского монастыря, на левом берегу реки Великой, в Завеличье тяжелые орудия, противник 24 октября начал обстрел Пскова калеными ядрами. Однако защитники города оказались готовыми к этой угрозе. Они быстро потушили начавшиеся в крепости пожары, при этом отвечая огнем на огонь.
Всего, как давно уже подсчитано историками, осенью и зимой 1581/1582 годов поляки 31 раз поднимались на штурм русской твердыни, но встречали отпор псковского гарнизона.[736] Каждый раз с большими потерями неприятельские солдаты откатывались назад, теряя веру в мнившийся им ранее быстрым успех. Разного рода военные хитрости также были безуспешны. Во время самых необычных вражеских атак псковичи отчаянно сопротивлялись и неизменно побеждали. Так, решив, что самым слабым местом в обороне Пскова является его стена, выходящая к реке Великой, противник именно здесь решил нанести очередной удар. Вот как об этом рассказал автор «Повести о прихожении Стефана Батория на град Псков»: «28 октября со стороны реки Великой под городскую стену пробрались литовские гайдуки, градоемцы и каменотесы и, закрывшись специально сделанными щитами, начали подсекать кирками и всякими орудиями для разбивания камня каменную стену от Покровской угловой башни и до водяных Покровских ворот, чтобы вся стена, подсеченная, упала в реку Великую. А деревянную стену, что построена для укрепления рядом с каменной, хотели зажечь. В то же время из-за реки Великой по народу, стоящему у городской стены, решили стрелять из орудий, и так надеялись окончательно взять город.
Государевы же бояре и воеводы, увидев такой над городом умысел, против замыслов литвы для обороны города со своей стороны повелевают зажженное смоляное тряпье на литву и на щиты их метать, чтобы от огня щиты их загорались, а сами они от удушливого дыма из-под стены выбегали или же там сгорали. Литовские же воины, понуждаемые силой, все это терпели и стояли, упорно и настойчиво подсекая стену.
Государевы же бояре и воеводы повелели провертеть сквозь деревянную и каменную стены частые бойницы и из тех бойниц стрелять по подсекающим из ручниц и копьями их колоть. Кроме того, лили на них горячую смолу, деготь и кипяток, зажженный просмоленный лен на них кидали, и кувшины с порохом в них бросали. Те литовские гайдуки, что надежно укрылись, продолжали долбить стену; другие же, охваченные огнем и дымом, не в силах терпеть, стремглав выбегали из-под стены. Чтобы ни одному из этих проворных литовских гайдуков не дать убежать, были расставлены опытные псковские стрельцы с длинными самопалами. Некоторые же литовские градоемцы так глубоко продолбили стену, что уже и без щита могли ее подсекать, и ни горячей водой, ни огнем пылающим их нельзя было выжить, но и против этих, особенно смелых, благомудрые государевы бояре и воеводы с мудрыми христианскими первосоветниками придумали для спасения города следующее: повелели навязать на шесты длинные кнуты, к их концам привязать железные палки с острыми крюками. И этими кнутами, спустив их с города за стену, стегали литовских камнетесов и теми палками и острыми крюками извлекали литву, как ястребы клювами утят из кустов на заводи; железные крюки на кнутах цеплялись за одежду и тело литовских хвастливых градоемцев и выдергивали их из-под стены; стрельцы же, как белые кречеты набрасываются на сладкую добычу, из ручниц тела их клевали и литве убегать никоим образом не давали».[737]
Понеся большие потери, противник прекратил штурм и отступил.
Военные неудачи польской армии усугублялись наступившими холодами, болезнями, трудностями, связанными со снабжением войск провиантом и боеприпасами. Последнюю попытку взять город противник предпринял в начале ноября, после новой 5-дневной бомбардировки Пскова. Городская стена была во многих местах разрушена и не представляла серьезной преграды для атакующих. Но поляков, перешедших по льду замерзшую реку Великую, встретил настолько плотный огонь, что они вынуждены были остановиться, а затем отойти обратно.
Не удались врагу попытки разрушить укрепления Пскова с помощью пороховых мин. Псковичи узнали об этом от перебежчика, служившего у поляков бывшего полоцкого стрельца Игнаша.[738] Были устроены специальные колодцы – «слухи», служившие для определения направления и глубины подземных работ противника. С их помощью было найдено место и направление неприятельских подземных галерей. Большинство тайных подкопов поляков обнаружили, два самых опасных псковичи взорвали с помощью подведенных под них встречных ходов (23 сентября была взорвана первая галерея, 27 сентября – вторая), остальные либо завалились сами, либо были брошены поляками.
Раздосадованный неудачей гетман Ян Замойский предпринял попытку погубить воеводу Шуйского, которого он справедливо считал душой русской обороны. 9 января из королевского лагеря был доставлен в Псков «велик ларец», присланный Ивану Петровичу якобы от решившегося перебежать к русским «королевского дворянина Гансумеллера» (Ганса Меллера). В присланной тогда же грамоте содержалась обращенная к Шуйскому просьба лично посмотреть на содержимое ларца. Там находились 24 заряженных порохом и пулями ружейных ствола (самопала), которые должны были при неосторожном вскрытии ящика разрядиться во все стороны. Кроме того, «поверх их (заряженных стволов. – В. В.) было насыпано с пуд пороха, взведенные же замки самопалов были соединены ремнем с запором ларца, стоило только дотронуться до него, как спускались курки взведенных самопалов, высекая огонь, поджигая порох». К счастью, хитроумный замысел врага был разгадан. Ларец удалось раскрыть, избежав воспламенения «самопального замка» – зарядного устройства.[739] Впрочем, упоминающий об этом случае автор Пискаревского летописца полагал, что спастись воеводе удалось случайно (взрывной механизм не сработал) – «в то же время осадное был над воеводы искус вражей: некий пан. И прислал к воеводам ларец, а сказался, что его казна, а сам хочет выехати тотчас на государево имя. И воеводы взяли. А у нево привязан ремешик мал. И воеводы стали думати: какой то ларец и что в нем? И стали тянути за ремешик, и порвали, и велели добыта замочника, кому отмыкати, и отомкнули. И в нем полно зелия и пищалок маленьких. А тот ремешик приведен к спуском санапальным. И, по божий
