желания и тем самым обеспечит мой жизненный достаток. Если же я в течение долгих лет буду сидеть в четырех стенах этой маленькой кельи, то ведь с ее крыши не посыпятся ни хлеб, ни зерно.
«Хотя предначертанная доля и достанется обязательно,
Разум повелевает искать ее повсюду».
— Все это правда, — ответил мударрис, — однако:
«Хотя человек и не умрет до назначенного часа,
Ты, тем не менее, не подходи к пасти дракона».
— Вижу по твоему твердому и упрямому решению, что тебя невозможно отговорить. Ступай же, да поможет тебе Аллах, ибо решительность способствует удовлетворению земных желаний и достижению райских блаженств. Ведь никто не достигал своей цели без чистых помыслов и благородных намерений.
Получив благословение мударриса, я отправился к начальнику стражи. Он отнесся ко мне как к человеку достойного сословия и спросил:
— По какому делу пожаловали домулло?
— Слышал, — отвечал я, — что вы объявили награду тому, кто поймает и доставит Шукурбека. Я хочу получить эту награду взамен того, что нужно вам.
Начальник засмеялся надо мной, так как я был бледен и тщедушен. Он принял мое предложение за шутку и приказал подать мне угощение.
— Не обращайте внимания на мой вид, — сказал я ему. — Я голодаю вот уже несколько дней. Накормите меня как следует, а потом уже приказывайте.
Чтобы испытать меня, он приказал сварить до вечера плов из полсера рису, четверти сера мяса и осьмушки масла. Я съел весь плов до последней крошки. Когда я покончил с этим, начальник стражи дал мне пятьсот дирхемов с напутствием:
— Если схватишь Шукурбека, то получишь сто динаров. А это тебе вознаграждение сверх того.
Я отправился на поиски с несколькими стражниками и попросил их описать моего противника.
— Никто не знает достоверных примет Шукурбека, — ответили они. — Все слышали только издали шум от брошенного им камня и видели на расстоянии тысячи шагов человека в белом, с палкой и кинжалом, с булыжниками в сумке. Эти камни возвещают о Шукурбеке, как рысь о льве[169]. По грохоту брошенных камней люди узнают о появлении Шукурбека и, услышав, прячутся по разным углам, или, если успевают, — убегают.
Когда я в сопровождении нескольких стражников прибыл к мазару Хаджа-Мухаммада Паррана, на перекрестке городских улиц, то с обувного ряда базара раздался стук брошенного камня. Напуганные стражники перестали бить в барабаны и с криком: «Это Шукурбек» скрылись куда-то. А я в своем воинственном пылу не обратил на все это никакого внимания, мужественно пошел навстречу Шукурбеку с палкой в руке, думая при этом: «Он такой же человек, как и я, из мяса и костей». Когда мы подошли друг к другу, Шукурбек спросил:
— Кто ты?
— А вот сейчас узнаешь.
Я до такой степени был опьянен своей смелостью, что не видел неба и не чувствовал под собой земли. Я подумал. «Если ударить его палкой по темени, то вывалится мозг. Уж лучше ударю по ногам, чтобы потом связать и отвести его к начальнику стражи».
Но когда я поднял руку с палкой, этот могучий муж подскочил ко мне и схватил меня за горло. Не успел я пошевелиться, как он бросил меня оземь и сел мне на грудь. У меня помутилось в голове, и я захрипел. Он же приставил мне к горлу кинжал английской стали и сказал:
— Ты не назвал себя. Так ступай же в ад безымянным!
— Я чужестранец и странник, — был мой ответ.
— Что заставило тебя рисковать жизнью и подставлять себя под удар кинжала?
— Бедность, лишения и жажда золота привели меня на этот гибельный путь.
— Откуда ты? — продолжал он спрашивать.
— Из Байсуна.
— Зачем покинул родные места?
— Чтобы получить образование.
— Кто внушил тебе злой умысел против меня?
— Начальник стражи объявил, — отвечал я, — что даст сто динаров тому, кто приведет тебя. И я из-за своих лишений и бедности решил сразиться с тобой, надеясь схватить тебя и обеспечить себе пропитание и учение.
Задыхаясь, я еле выдавливал эти слова, так как он был настолько тяжел, что казалось, будто скала придавила меня. Он сжалился надо мной и сказал:
— Правду говоришь, слышал я об этом объявлении. Ты невинный странник, и это нападение можно простить ради твоей бедности, ибо голодный нападает даже на льва. Я дарую тебе жизнь с условием, что ты ненадолго пойдешь со мной. Ты должен принять мое предложение, а затем, покинув Бухару, утром же вернуться в родные края.
Я, рыдая, стал умолять его и клясться, что выполню любое его желание. Тогда он встал с моей груди и освободил меня. Трепеща от страха я пошел за ним. Он вошел в медресе Кукальташ[170], остановился перед одной кельей и позвал кого-то. Вышел встревоженный студент и пригласил нас внутрь. Мы вошли, сели. Студент зажег светильник, потом принес вино и фрукты. Шукурбек спросил:
— Есть у тебя продукты, чтобы сварить плов?
— Кое-что есть, — был ответ.
— Этого мало для нашего гостя, — сказал Шукурбек. — Пойди к мяснику, возьми побольше продуктов и приготовь приличное угощение. Я тоже очень проголодался.
Студент вышел, вскоре вернулся со всем необходимым для плова и принялся готовить. Я же преодолел свой страх и начал приходить в себя. Мы стали беседовать о том и о сем, и каждый из нас рассказывал о своей отваге и доблести. Я рассказывал об охоте, о борьбе, о том, как я поднимал ослов и лошадей, но он не поверил, считая, что я не способен на это и предложил:
— Если ты говоришь правду, встань, схвати меня поперек спины и попробуй сдвинуть с места.
Я встал, подошел к нему и, обхватив за спину, стал тянуть. Но сколько я ни старался, он не шелохнулся, словно все его члены были из стали и железа. Я выбился из сил и кровь пошла у меня носом. Говорил же я тебе, — сказал он, — что ты говоришь неправду и у тебя нет силы и мощи. Об этом я догадался по тому, как ты шагал, ибо шаги твои не были тяжелы. А у сильного мужа шаг бывает тяжелый.
Потом он взял пригоршню золотых монет и предложил:
— Если ты одолеешь мою левую кисть и согнешь руку, то возьмешь это
