Он старался держаться непринужденно. Пусть он никак не может повлиять на конунга, зато может быть самим собой.
Хемминг улыбнулся. Священник встал и зашептал что-то конунгу на ухо. Конунг слушал с бесстрастным лицом, а королева тем временем спросила, понравился ли Вали мед.
Священник снова опустился на колени.
— Ты важная фигура, — проговорил Хемминг. — Это я понимаю и без слов провидцев и колдунов. Это подсказывает здравый смысл. Сын и наследник прославленного воина — хорды, конечно, захотят видеть на престоле тебя, если в тебе имеется хотя бы капля боевой удали старика. Мой священник советует тебя убить. — Конунг указал на человека в мешковатой рясе, который тут же зарделся от смущения. — Его религия считает всех, кто практикует искусство сейдра, опасными. По удивительному совпадению, с запада до меня доходят слухи, которые также подталкивают меня к мысли, что тебя необходимо убить. Хаарик хочет принести тебя в дар северным шаманам. Ради этого он и приходил за тобой.
— Он приходил за золотом, — возразил Вали.
— Это вряд ли. Он наверняка знал, что Двоебород надежно припрятал свои богатства, в особенности уезжая из дому. К чему устраивать набег, рискуя развязать войну с ригирами, когда имеются западные племена, неспособные добраться по воде даже до соседей, не говоря уже о том, чтобы пускаться в недельное плавание?
— Я…
— И почему на трех кораблях? У Хаарика их, между прочим, шестьдесят. Ну, ладно, пятьдесят восемь, раз уж вы захватили парочку. Но что можно сделать с тремя кораблями? Ударить и бежать, больше ничего. Если Хаарик решил, что Двоебород настолько глуп, чтобы оставить свои сокровища на берегу, тогда это не тот Хаарик, которого я знаю. Он ехал за людьми, если не за тобой, то за тем, кто тебе дорог. Именно по этой причине он забрал девушку.
— Как он узнал о ней?
— Откуда мне это может быть известно? — Хемминг пожал плечами. — У Хаарика не так много лазутчиков, но у него, без сомнения, имеются свои способы.
— Ни один ригир не опозорит своего господина, шпионя в пользу врага.
— Еще как опозорит, — ответил Хемминг. — Или проболтается по пьяному делу на рынке, или сболтнет ненароком купцам. А некоторые из тех, кто вынашивает собственные планы, могут зайти еще дальше.
— Назови имя предателя, и он умрет, как только повстречается мне.
Хемминг покачал головой.
— Согласись, что никто на моем месте не ответил бы тебе. Но факты таковы: Хаарику нужен ты. Это я сам слышал. Именно ты. Вот почему ты снова становишься важной персоной. Если подумать, я вполне мог бы позволить тебе воспользоваться его гостеприимством. С другой стороны, допустим, я так и сделаю, но ведь всем известно, что и у конунга Аудуна имеются свои вороны, а уж у твоей матушки Ирсы их целая стая. Если я отдам тебя Хаарику, то разгневаю твоего отца. И пусть я уверен, что со своей дружиной сумею раздавить хордов, если начнется война, я также нисколько не сомневаюсь, что твой отец заставит нас дорого заплатить за победу. Может быть, он болен, а может быть, это просто уловка. Как бы там ни было, мне кажется весьма вероятным, что он вдруг чудесным образом исцелится и продемонстрирует свое непревзойденное умение находить на поле битвы вражеского конунга. — Хемминг поглядел на своих телохранителей. — И мне не хочется повстречаться с таким прославленным конунгом, с непобедимым, как считают многие, воином и уничтожить легенду.
— Конунги созданы для славы, а не для долгой жизни, — произнес Вали всем известные слова.
— Но твой отец, кажется, сумел обрести и то, и другое. И требуется по-настоящему храбрый воин — хотя нет нужды говорить, что я давно уже ищу достойного соперника, такого, как твой отец, — по-настоящему храбрый воин, чтобы все это оборвать.
— Я повторяю тебе: Аудун скорее тысячу раз позволит мне умереть, чем даст тебе или Хаарику хотя бы монетку выкупа. Я не настолько важен. Он всегда может назвать другого наследника.
Хемминг похлопал себя по коленке.
— Не согласен. Ты очень даже важен. Потомок Одина и все такое. Кстати, что ты делал на северо-востоке?
Вопрос, как и предполагалось, удивил Вали.
— Ничего. Однажды я бывал в набеге на западе, но дальше не уезжал.
— А в землях китового народа? На Вагое, волчьем острове, или в той местности, которую называют Ультима Туле?
Вали знал старинное название островов на краю обитаемого мира. И пожал плечами.
— Что тебе известно о волчьем острове? — спросил Хемминг.
— Ничего.
— Примерно год назад где-то там взяли в плен сына Хаарика. Интересно, не имеет ли этот случай отношения к нынешнему?
— Каким образом?
Теперь Хемминг пожал плечами.
— Хаарик любит сына, хотя я никак не пойму, почему. Мальчишка просто идиот. Ну, я не знаю. Всегда ходили слухи, что у китового народа на островах спрятаны несметные сокровища, вероятно, он отправился за ними. Он действительно редкостный дурак.
— Почему?
— Потому что жители крайнего севера бедны как пророки. Нет у них никаких сокровищ. Я отправлял туда своих людей, но там только холодные плоские камни, и больше ничего нет. Но зачем бы туда ни подался сынок Хаарика, он исчез, а Хаарик хочет его вернуть. Однако вместо того, чтобы идти за ним на север, Хаарик нападает на ригиров. Как-то все это бессмысленно.
Вали разволновался. Он допил мед, и королева поднесла ему еще.
Хемминг продолжал:
— Он мог бы заполучить тебя, но, если уж совсем откровенно, Хаарик отправился в набег, несмотря на мои возражения, поэтому я вовсе не собираюсь его награждать, отдавая то, что он искал. Что же делать, что же мне делать?
— Я хочу найти девушку, которую ищу, а потом стать крестьянином, — сказал Вали. — Я не хочу никем править.
Хемминг фыркнул.
— Ну, скоро ты поймешь, что в этой жизни твои желания редко совпадают с возможностями, в особенности если ты конунг. Если я тебя отпущу, ты станешь конунгом или погибнешь. Ведь кто бы ни стал конунгом вместо тебя, он не захочет, чтобы сын Аудуна прятался, словно волк в норе. Ты умрешь, и заодно вся твоя родня, не пройдет и года. Хочет он! Мало ли кто чего хочет! Я вот не хотел, чтобы ты сюда являлся. Если бы ты проехал через Хайтабу, не объявив во всеуслышание, кто ты такой, я бы тебя сюда не пригласил.
— Мы боялись, что на нас нападут местные жители.
— Хайтабу самый большой порт в мире, — сказал Хемминг. — Люди здесь постоянно видят чужаков. Можно приезжать и уезжать сколько угодно. Это тебе не жалкий крестьянский двор, где приходится трубить в рог, чтобы тебя не приняли за разбойника и не вздернули на месте.
Вали злился, ощущая себя дураком. Ну почему Двоебород не приказал одному из тех священников — они вечно сидели рядом с ним, записывали его приказы, чтобы те не позабылись, не потерялись и не оспаривались, — научить его разговаривать как Хемминг? Пусть бы даже ему пришлось за это становиться на колени перед их богом, не веря в него.
