Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
Она вспомнила, как заходила в сарай накануне ночью, и вспомнила кость, которую там нашла – могла ли та быть ее костью? Вдруг, если бы она раскопала побольше, то нашла бы в земле весь собственный труп, мертвый, как та черепаха, и похороненный временем и мужчинами, и не было с ней ни Иисуса, ни всяких созданий света, и не было реки, где ее ждал покойный муж с сыном, и это, решила она, и есть суть бессмертия: земля и гниение.
Или яркая, мерцающая синева, переходящая в черноту.
Аннабель отступила от кроличьих клеток и дотронулась рукой до лба. Затем почувствовала, как присыпанный соломой пол рухнул у нее под ногами, и упала.
Вечернее небо заполоняли облака, и за ними садилось солнце. На его фоне четко вырисовывались очертания двух огромных колес обозрения. В вышине над карнавальным шумом, скрежетом металла и смехом, доносившимся от сцены, стоявшей где-то на ярмарке, раздавалась старая песня в стиле кантри – ее пела какая-то девушка, молодым и печальным красивым голосом.
Тревис встал перед воротами. Он был в тяжелой джинсовой куртке с флисовым воротником, поднятым, чтобы скрыть рваное горло. Куртка была также застегнута на раненом животе. Кровь на руках он спрятал под кожаными перчатками. Прежде чем выйти из мотеля, он снял повязки с лица и дважды обвязал ими горло, а остальные запихнул под рубашку, чтобы заткнуть дыру, которую проделал в нем рейнджер. Хотя теперь там уже все пропиталось кровью.
Ворота выгибались в дугу над толпой, светя яркими лампочками, и в стеклянном киоске под ними сидела женщина, продававшая билеты. Глаза ее блестели за линзами очков, будто монеты на глазах покойника. Тревис заплатил женщине пять долларов.
– Веселитесь, – пожелала она.
Тревис шагнул в ворота.
Одну руку он держал на изрешеченном животе. Какая-то смутная часть его сознания ощущала боль, которую, знал он, чувствовать он не должен. Но эта часть его находилась очень глубоко и относилась к нему самому, сломленному и разбитому. Кровь Рю, полицейского, рейнджера, матери с ребенком – вот что придавало ему сил каким-то образом, вот почему его конечности двигались, будто у чудовищной марионетки.
Он прошел мимо сцены шоу уродов, где толпа деревенщин собралась, чтобы поглазеть, как татуированная женщина пожирает огонь. Огненными стрелами, которые она спускала в свой пищевод, на деревянной сцене орудовал старый морщинистый карлик в клетчатой рубашке, грязных джинсах и оранжевой бейсболке. Сама женщина была в короткой черной юбке с блестками и черном трико без рукавов. Тревис примкнул к толпе, завороженный пламенем, что плясало на кончиках стрел, и мускулистыми руками темноволосой женщины, исписанными странными языческими символами. Он подумал о собственной татуировке, которой теперь не осталось. Как и его прошлого «я». Он наблюдал за выступлением, пока она не поглотила все пламя, не втянула его в себя, после чего отдала карлику почерневшие стрелы и толпа зааплодировала. Когда пожирательница огня поклонилась, карлик зажал одну из стрел зубами и протанцевал.
Тревис опустил глаза на свою рубашку под джинсовой курткой и подумал, что и сам проглотил огонь, только другой. Подобно тонущей лодке, он напился досыта, и теперь чувствовал, как у него горят внутренности, как отчаянно они пытаются воссоединиться.
Он вспомнил о мальчике и женщине и двинулся дальше, мимо представления с морскими котиками и шатра, где в стальных клетках сидели тигр и леопард. Тигр открыл пасть и зевнул – и это, точно как пожирательница огня, сбило его с пути. Когда он остановился, его охватило то же странное чувство, что и несколько мгновений назад: будто он возвращался во времени, будто он сам снова был мальчишкой. Тигр щелкнул пастью, закрыв ее.
Шатер, куда он вошел за животными, заплатив доллар, обещал встречу с живой русалкой. Оттуда с надтреснутым смехом выходили два парня-подростка. У Тревиса мелькнула мысль, что он мог бы схватить ближайшего и согнуть его шею так, чтобы кость в ней сломалась, проткнув кожу, и потом утащить его в сумрак шатра, как в свое логово, и там его съесть. Но Тревис этого не сделал, потому что силы уже покидали его, и он снова и снова забывал, зачем вообще явился на ярмарку. Поэтому он дал продавцу билетов в шатре окровавленный доллар и, шатаясь, ввалился в маленькую темную комнату.
«Зачем я здесь? Чего ищу?»
Перед ним находилось грязное стекло. За стеклом горел свет, заливая женщину на скамейке – хотя, возможно, это был опущенный задний борт чьего-то пикапа. Она не была ни толстой, ни худой. На ней были кокосовые скорлупки вместо бюстгальтера и трико телесного цвета. Плавник висел на скамейке и блестел бирюзовой чешуей.
– Привет, – поздоровалась русалка. – Как поживаешь?
Тревис не ответил. Он опустил глаза на расширяющееся красное пятно у себя на животе – от движения шея вновь закровоточила, – а потом опять посмотрел на русалку.
Она разгладила морщинки на своем плавнике и спросила жизнерадостно:
– Ты откуда?
Тревису хотелось ответить. Хотелось быть вежливым. Но он не помнил.
– Я потерялся, – сказал он наконец.
У русалки по уголкам губ скользнула улыбка.
– А ты откуда? – спросил Тревис.
– Из Висконсина, – ответила русалка.
Рю бродила среди толпы, дрейфовала, позволяя течению тел нести себя за собой. Солнца не было, и свет исходил только от вольфрамовых красных, золотистых и зеленых фонарей карнавала. Они вращались и крутились, мерцая на фоне сгущающейся тьмы, пока на небе не виднелось ни звезд, ни луны. Мимо Рю скользили руки, толстые и тонкие, они направляли ее, а она наслаждалась каждым ощущением плоти, каждым нежным трением людского безразличия, полумрака. Никто из них не знал, чего они касались, лишь немногие оглядывались, озадаченные холодом ее предплечий или локтей. Неуловимым холодом мимолетной смерти.
«Или, может быть, – думала она, – дело в моем платье, ведь оно в крови».
Она пробиралась сквозь тела, давая им нести себя, позволяя ритму толпы перемещать себя туда, где ей нужно было оказаться, точно так же, как позволила времени, собственной воле и родству между ее кровью и его привести себя сюда, из совсем недавней темной пустыни к нынешнему свету карнавала. Прошлой ночью она закрыла глаза, когда померк свет задних фар его кемпера, и позволила своему сознанию вклиниться в его, подавила ту незначительную сущность, коей был Тревис, и коснулась бесконечности, заглянула за границы дня и ночи. Настолько велика была ее потребность, ее воля. Она слышала его и видела свет, который сулил следующий закат, пусть сам Тревис ничего об этом не знал, и это дало ей понять, что во вселенной неуместна ни случайность,
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
