ужасные…, самые, он до основания постиг их сущность.
– Почему?
– Потому, что они для него в конце были главными, ключевыми – в этом и состоит суд над человеком. Он судил себя за всё, что сделал, как Творец в этом Мире.
– Но, он же был добрым в душе, ведь это, наверное, для него было таким мучением?
– Мучением, да, но именно ты пришла в его жизнь и раскрыла то, что он хотел спрятать от людей, то, что он, на самом деле, совсем другой.
– Я…, я его любила и совсем не хотела причинить ему боль, тогда почему же всё так?
– Ты веришь в Деда Мороза: нет или да? – Этот выбор стоит перед каждым человеком в жизни. Да, можно остаться на уровне трёхлетнего ребёнка и искренне верить во всякие добрые духи, святых, или наоборот – во всяких демонов и прочую нечисть. Однако, даже уже шестилетний ребёнок, хочет не просто слепо верить в них, а понять их, и даже познать их природу. Но, ребёнок не отвечает за свои поступки, за свой выбор, за свои действия. Человек не хочет становится взрослым, не потому что глуп, или не развит, а потому, что не хочет быть ответственным за себя! На суде он спрашивает не с Творца, а с себя за свою жизнь, но это потом, а сейчас ведь никто не скажет ничего и не накажет! Один только раз безнаказанность пришла в этот Мир, проявила себя и всё – нет больше ничего, только след от Змея остался, понимаешь, как всё хрупко здесь, не прочно?! А за что можно наказать ребёнка, разве спросишь с него, как со взрослого? Вот почему Главный мучился, он в полной мере судил себя и был честен перед Творцом – перед Собой. А что можно на суде заслужить…, или выпросить – прощение!? Нет, прощения не жди, в том и сущность того всеобъемлющего страха перед Змеем, что гармония Создателя, заложенная в нём, ничего не прощает, не знает она что такое, чисто по-человечески, простить нашкодившего несмышлёного ребёнка или пожалеть его. Ему задали вопрос в начале пути – и он в конце на суде на него ответит!
– Ему было очень плохо, очень сильно страдал? – Оля опять тихо плакала в платок.
– Да, очень…, но это ничто по сравнению с тем, как он тебя любил…, я бы даже сказал, что для него страданий и не было как бы, совсем…, это правда, так и было.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– Небрежно схлынут думы и оставят берег
Позволь узнать – что думаешь ты обо Мне
Без слов без взгляда света без потерь
Ведь Человек знать о тебе не может!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
***
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– Нет более всего как нет детей
Лишь смысл воспоминаний тех идей
Лишь сумрак дней пустых затей
Всего что так манит но не тревожит!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Олег шёл по колонному залу за восемью бесплотными, они подошли молча, как тени к широко распахнутой в этот раз настежь высокой из желтоватого металла двери и прошли внутрь чёрной пещеры. Восемь встали вокруг стола, справа у стены стоял Георгий, слева, напротив него, стоял Владимир. Олег, войдя в пещеру, сразу остановился стоя спиной к дверям. Двери закрылись. Напротив, из тьмы, смотрели два невидимых глаза. В пещере была темнота, света от пламени из-под прозрачного пола не было, огонь был погашен. Только Тор из бесчисленного количества голубых точек медленно вращался, освещая слабым светом неподвижно стоящие фигуры. Они стояли и смотрели в Тор долго и неподвижно, не произнося ни единого звука. Вдруг Тор еле заметно вспыхнул, как пламя от свечи, и мгновенно собрался в бесконечно малую голубоватую точку над кристаллом. Вся пещера погрузилась во тьму. Призрачные фигуры одна за другой медленно ушли во тьму пещеры, за ними вышли Владимир, потом Георгий, последним ушёл Олег. Высокая дверь из желтоватого металла исчезла.
***
Оля остановилась перед дверью и некоторое время стояла, чего-то ожидая, потом осторожно позвонила. Дверь открыла Люба.
– Оля! Вот хорошо, что ты пришла…, у меня как раз Женя.
Оля прошла в комнату и молча села на стул, грустно смотрела на Женю, как та сидит на диване, стараясь устроится поудобнее.
– Сколько уже?
– Четыре месяца…, ой Оль, я что-то боюсь, с каждым днём всё больше и больше, – Женя, трогая свой живот и прислушиваясь, удивлённо улыбалась.
– Ничего с тобой не случится, все через это проходят, всё нормально, только не забивай себе голову всякой ерундой…, наоборот, от этого даже очень радостно на душе, я же вижу, как ты просто сияешь…. – Люба села напротив грустной Оли. – Ну, чего с тобой?
– От Олега никаких известий, совсем никаких, как исчез всё равно, где он?
– Не знаю, – Люба смотрела на Олю, что-то стараясь припомнить, – знаешь, он как-то говорил, что обязательно надо найти дом Советника, не знаю, что это и где, но может он отправился в горы? Они раньше студентами туда часто ходили искать этот дом. А сколько уже прошло времени?
– Две недели, ну хоть бы предупредил, а так где его искать? Вдруг с ним случилось что-нибудь, но почему один?
– А он чего ни будь говорил тебе, вспомни…?
– Знаешь, после смерти Главного он очень изменился, стал такой молчаливый, задумчивый, я его старалась не отвлекать, не лезть с расспросами, захочет сам расскажет, а он молчал, как будто у него случилось что-то…, что-то очень важное… Подолгу так сидит, смотрит в одну точку и молчит, а лицо… угрюмое, жёсткое, даже суровое, как у старика, я такое лицо видела только у Главного. Главный же мне как родной, я с детства с ним росла…. – Оля замолчала, рассеянно глядя в пол, – когда он умер, я знаю, все с облегчением вздохнули…, даже радовались, а я так плакала, так горько стало, для меня он как родной был, прямо как мама и папа, не знаю почему, но я любила его и он меня любил, очень сильно любил, только виду не показывал, строгим старался казаться. Я только недавно вспомнила, а ведь никто не знал, как его зовут, представляете!? Главный или Академик и всё, а как его имя? Никто не знает и уже никогда, наверное, не узнают, – Женя и Люба смотрели на Олю не перебивая её.
– Да уж верно, его так боялись, как не знаю даже, что и сказать.
Неожиданно в комнату очень тихо вошёл Игорь, Люба аж подпрыгнула от неожиданности
– Ну, напугал, хоть бы позвонил…
– Я за женой, ну как
