Профессор, к слову, оказался довольно молодым. Они со Стасом быстро нашли общий язык, отличный от экономического, и вскоре подружились. Кстати, жена профессора — его бывшая студентка. Вот это романтика!
Мягкий, теплый, желтый свет гирлянды, плавно переливающейся, выглядывая из-за розовых головок тюльпанов, создавал волшебную атмосферу. За окном бушевала метель, бросая в окна зерном замороженных кристаллов, а в постели, в нежных, но крепких объятиях Стаса, тепло и уютно, спокойно и вместе с тем фантастически волнительно.
Меня обволакивает мужской аромат, оседает на коже, чувствуется на языке. Горячие ладони по-хозяйски залезли под пижаму и ненавязчиво поглаживают живот у самой кромки белья. В бедро упирается упругая плоть, но Калинин не позволяет себе ничего большего. Мы молчим, размышляя каждый о своем, но слова и не должны сейчас звучать. Они лишние.
— Интересный букетик, — нарушают тишину слова Стаса, — Кто это тебе цветочки дарит?
На секунду сердце остановилось. Неужели ошиблась, и Лаки-мен кто-то другой? А как же все эти оговорочки, вроде «детка», присущие моему дружку по переписке? Я насчитала, как минимум, десяток фраз, подтверждающих мою теорию.
Сощурила глаза и поймала резвящихся во взгляде напротив бесенят.
— Да так… — небрежно бросила в ответ, — Есть тут один… поклонник.
— Видать, здорово накосячил, раз ограбил пару цветочных, — хмыкнул тот, лукаво улыбаясь.
— Да нет. Просто хочет меня. Предложения всякие делает.
— И ты согласилась на его предложения?
— Ну… Все пока не официально, но я склоняюсь дать положительный ответ…
— И кто же такой этот твой поклонник?
— А ты не догадался?
Лицо Калинина выглядело слишком самодовольным, чтобы я смогла отказать себе в радости осадить наглеца. Поэтому, прежде чем он ответил, развернулась лицом и произнесла три убийственных слова, наблюдая, как преображается лицо напротив.
— Иван Александрович Забелин.
В аккуратной поросли на лице громко скрипнула челюсть. На лбу вздулась вена. Глаза едва ли не налились кровью.
О да, милый! Ревность тебе к лицу!
Я уже догадалась, что между Стасом и Забелиным какие-то свои счеты, еще когда на парковке возле дома первый провожал колючим взглядом автомобиль второго. И не надо быть Пуаро, чтобы сложить два и два и понять, кто вынудил замдекана помочь мне с экзаменом. Стас. И он же звонил, когда Иван Александрович вез меня к дому.
Надо бы выяснить подробности их связи.
— Чего? Какой еще Забелин, Стрекоза?! С ума сошла?! Это я твой поклонник! Это со мной ты переписывалась в сети!
— Да?
— Да!
— Ну, не знаю… Иван Александрович помог мне с экзаменом. Сказал, я ему нравлюсь. Предлагал всякое. Перспективное. А еще он настоящий гуру программирования и может столькому научить…
Кажется, после такой характеристики у Калинина пару раз дрогнуло веко на правом глазу. А еще он опешил. Улыбка окончательно сошла на нет.
— Малыш, ты чего? Не веришь мне? Я могу доказать! — и потянулся за телефоном, но я остановила этот жест, удержав руку за широкое запястье.
— Верю, Калинин. Но предупреждаю. Еще раз попробуешь водить меня за нос, приму предложение Забелина. У него там, хоть и сурово, зато честно и открыто. Хватит с меня всех этих тайн Мадридского двора. Спасибо. Наелась. Фальшивые письма от родителей. Скрытые беременности. Секретные братья. Мнимые знакомства в интернете. Тайные поклонники с хакерскими замашками. Уже тошнит от окружающего меня двуличия.
— Прости, Феврония. Никогда не думал в таком ключе.
— Стас, я была бы намного счастливее, если бы точно знала, что за всем этим — ты, а не какой-то абстрактный безликий человек. Я мечтала, чтобы это был ты, и в то же время запрещала себе подобные мысли. Тогда новость о беременности Анжелы буквально раздавила меня. Я была готова бороться за тебя с ней, но не с ребенком. С ребенком — никогда. Поэтому просто ушла. Уехала. Вычеркнула вас всех из жизни, чтобы не сломаться окончательно.
— Маленькая моя… — шептал Стас, вытирая мне слезы. А я ведь даже не заметила, что расплакалась. — Обещаю, больше никаких тайн. Вот он я. Весь перед тобой. Я много думал. Обо всем. Три дня мы с мы с Яйцом бухали. Коля, кстати, папашей стал. Любаша его девочку родила. Схватки прямо во время свадьбы начались.
— Ты был на их свадьбе?
— Ага. Тебя тоже звали, но не нашли… Потом я на месяц уехал в Карелию. Снял домик на берегу. Много рыбачил. Читал… Спасибо тебе за машину. Да и вообще, за все.
— Я просто хотела приложить руку к твоему счастью… Тем более, ты сам мне дал в руки козыри.
— Маленькая артистка. Так ты не спала от лекарств тогда в больнице?!
— Нет, — смущенно улыбнулась я. — Ты когда первый раз пришел, я зажмурилась от страха. Думала, ругать будешь.
— Но я же говорил с медсестрой, она уверила, что ты чуть ли не в коме…
— Боже, Стас! Она сделала это специально.
— Зачем?
— Чтобы маленькой влюбленной девочке хотя бы чуть-чуть перепало внимания взрослого красивого парня.
Он вздохнул, качая головой.
— Дурочка. Я так испугался за тебя. А еще мне было безумно стыдно. Да мне и сейчас стыдно. Ты маленькая совсем была.
— Да я и не поняла ничего тогда. Года через три только догадалась.
— А убежала почему?
— Интуитивно почувствовала, что надо валить. Я же подглядывала. А ты заметил. Паника. Смятение. Страх. Твои бешеные глаза…
— Да уж… Натерпелась ты от меня, Стрекоза…
Его руки крепче стиснули меня, и влажная от слез щека прижалась к крепкой горячей груди. Мы молчали. Беззвучно проникали друг другу под кожу, сливались мыслями, дыханием, энергией.
— Я скучал по тебе. Безумно, — произнес Стас, поцеловав меня в макушку. — Вокруг до основания рушилась жизнь. Дружба, карьера, многолетние отношения — все летело в бездонную пропасть, а я не мог перестать думать об отчаянной розоволосой девчонке, вихрем ворвавшейся в мою квартиру и сердце. Не мог прекратить вспоминать каждую связанную с тобой мелочь. Знаешь, от предательства Анжелы я испытал злость, обиду, разочарование и… колоссальное облегчение. К этому времени я окончательно осознал, что не хочу жениться на Кукушкиной, не хочу целовать ее, да и вообще видеть. Словно шоры с глаз упали, обнажая уродливость наших взаимоотношений, где давно не осталось ни капли любви. Да и была ли она? Нет. Скорее уж односторонняя больная зависимость. Мы расстались и внутри не возникло ни боли, ни сожаления, ни чувства утраты. Единственное, чего было жаль — это время. Годы жизни, потраченные впустую. На человека, которому ты был просто удобен и выгоден. А вот от того, что ушла ты, внутри поселилась пустота. Сквозная черная дыра.
