- Потому что вы актеры. - Коллберг стряхивает воображаемую соринку с рукава администраторской хламиды. - При всех непреодолимых кодировках и самых дорогостоящих тренингах в истории Земли вы так и не смогли проявить характер. Посмотрите на себя с Бергманн - едва остались наедине, начали вспоминать треклятые школьные дни.
А знаете ли, сколько усилий мы потратили на редактирование этой записи?
- Бергманн? Вы о Мараде?
Он кивает: - Ольга Бергманн из Вены. Кстати, секс был превосходным, отдаем должное. Очень мило сыграно с вашей стороны; умеете замечать невротические слабости. Если она доживет до спасения - и вы, конечно - мы устроим вам совместные Приключения. Когда вдувают большой нордической блондинке, это всегда хорошо идет. О, и кстати - в следующий раз позаботьтесь, чтобы она поработала головой. Переговорю об этом с Веной. Можете в шесть-девять, если угодно, но лучше, если она просто обслуживает вас. Слышали о позиции шесть-восемь? "Подуди в мою дуду, не останусь я в долгу". Ха-хрм. Особенно если она на коленях. Это же атомный взрыв, когда сильная женщина покорно...
- Администратор, ради Христа...
- Сотрудник. - Колберг напирает на это слово. Поросячьи глазки едва видны среди складок. - Подобающий ответ на прямой приказ будет "да, администратор" или, неформально, "да, сэр"...
Он ждет.
Рвота горит в твоем горле.
Коллберг говорит: - Давайте попробуем, а? Сотрудник?
Твоя челюсть зажата так сильно, что болят зубы. Глотка сдавлена. И все же ты с трудом выдавливаешь: - Да, администратор.
Бывали вещи и труднее. Не припомнишь ли сейчас хоть одну?
Твой взгляд скользит от штыря в запястье к сочным складчатым щекам Коллберга и обратно. "Главное отличие между ним и Драной Короной", монологируешь ты, "он слишком умен, чтобы дать мне свободу".
И, конечно, этот Коллберг умеет намекнуть, что тебе есть что терять. - Да, администратор. - Второй раз легче. Легче с каждым разом. - Все хорошо, администратор?
- Вот. Начнем сначала.
Ты скрипишь зубами. - И все же мне нужно поговорить с Марком Мило.
Прошу, сэр.
Коллберг качает головой. - Кажется, я уже объяснил...
- Объяснили. Но вы не понимаете, администратор. Я не пытаюсь соскочить. Отнюдь нет.
Коллберг садится в кресло и складывает руки на гладком животике. - Слушаю.
- Мы на одной стороне, администратор. Вы хотите сделать Кейна звездой. И я хочу сделать Кейна звездой. Больше всего. Больше жизни. Быть актером - я жил лишь этим с десяти лет. А вы... что же, я вас не знаю. Но вам сколько, сорок? И все еще сочиняете нелепые Приключения "сразу-в-кубик", собирая стаю никому не ведомых актеришек? Ваша карьера идет не так, как вам мечталось. Спорить готов.
Единственным ответом Коллберга становится скошенный взгляд - глаза словно пытаются влезть внутрь черепа.
- Догадываюсь, что это Приключение стало для вас самым большим. Не правда ли? Не успели мы собрать вещи - не успел я пройти врата - вы уже предвидели новое будущее.
Ты не в силах разжать зубы, но вполне способен повторить ухмылку Кейна. - Я прямо читаю ваши трепаные мысли, а?
Губы Коллберга смыкаются в куриную гузку печеночного оттенка.
- Вытащив меня, вы получили величайший шанс. Вот почему мы здесь. Вот почему вы втянули меня в лошадиное дерьмо со спасательной экспедицией. Строите на мне свое будущее.
Слова вырываются из гузки словно пердеж. - А если так?
- Вы проиграете.
Коллберг подается вперед, лицо покрыто румянцем. - Вот разница между нами, Майклсон: я могу проиграть и продолжать жить. Помните, вас я могу послать туда, откуда вытащил.
И вот, Моя Любовь, где ты становишься Моей Любовью. Вот откуда Я знаю, что ты поистине Мой. Когда ты позволяешь ухмылке погаснуть. Делаешь взгляд добрым, позволяешь лицу обмякнуть, словно любишь его. Когда говоришь: - Этого я и хочу.
- Э?
- Администратор, вы не совсем человек Студии. Не настоящий студиец.
- Прошу прощения?
- Не хочу быть назойливым, администратор, но... откуда вы пришли? Из какого подразделения Службы?
- Охрана здоровья, - неохотно сознается Коллберг. - Управлял церковной больницей святого Луки в Чикаго. Но всегда наслаждался...
- Ага. Как и все. Но слушайте, играться с кубиком - вовсе не то. Это чепуха. Для меня "Неограниченные Приключения" - вся жизнь, администратор. Я вдыхал Приключения и выдыхал, едва стал достаточно взрослым, чтобы управиться с плеером, пусть для записей "второй руки". Прежде чем стать актером, был студентом актерской Школы. Прежде чем стать студентом, был фаном. Настоящим фаном. Вы хоть понимаете, что это значит? Что значит быть фаном?
- Ну, едва ли...
- Фан - это фанатик. Поняли? Для меня это не хобби. Не карьерный путь. Это моя гребаная религия.
- Религия. - Печеночная гузка изрыгает слово, словно кусок дерьма.
Ты позволяешь страсти окрасить голос: освободившие сердце железные оковы стали красными, потом белыми; они плавятся и пропадают. - Когда вы фанатик, это сжирает вашу жизнь. Для вас больше нет ничего, поняли? Администратор, все, что я знаю, пришло из Приключений... дерьмо, я научился читать лишь потому, что находил мало хороших Приключений и стал читать романы - ту дрянь, на которой основаны сценарии Приключений - и, и я так и не остановился. Только об этом и думал. До сих пор думаю.
Ты поднимаешь лицо вверх, туда, где потолок слоновой кости встречается с зеленой стеной, но видишь нечто невидимое обычными глазами.
- В двенадцать лет я уже дрался на ножах со старшими. У нас были лишь самодельные заточки, понимаете? Я даже не боялся: я ведь кубировал "Белое Пламя, Черную Сталь" раз двадцать, и я позволял им полосовать меня по ребрам, знал, что это больно, но не смертельно, а я бил их в бедро - прямо как Джонатан Мкембе. Понятно? И убегал. Иисусе Христе, администратор, когда я потерял чертову невинность, знаете, о чем думал? Думал, что мы с ней хорошие трахеры, сделали все путем, если учесть, что мы не актеры; и я работал профессионально, знаете, ведь уже ублажил семьдесят или восемьдесят женщин вприглядку, а она и того больше... Самое крутое, что было в жизни? Когда мне было десять или одиннадцать, я встретил Натана Маста. Знаете, кто это был?
Коллберг качает головой. - Не понимаю, куда вы клоните, Майклсон.
- Не важно. Он привык к славе, еще когда я не родился. Был одним из партнеров Мкембе. Я о том, что он жил в районе Миссии Сострадания, в ночлежке для холостяков. Сломленный старик, лицо - сплошные шрамы.
- Жалкое зрелище.
- Не для меня. Это был величайший день в жизни. Это был мудак, но не обычный мудак. Понимаете? Он не был богом. Суперменом. Он был похож на других оборванцев из ночлежки. Еще один неудачник.
