Наташа невероятная, она вселяет веру. Надежду на то, что все будет хорошо.
Мы сидим с ней пару часов. Когда она уезжает, становится грустно. Мама Дениса предложила на время беременности переехать к ней. У нее огромный дом, свежий воздух… лес рядом. Идея заманчивая, но как я буду добираться на учебу? Сколько времени из своей жизни придется тратить на дорогу?
Моя мама больше не звонит. Она считает мое решение неправильным. Глупым.
А я уже абсолютно не понимаю, что правильно, а что нет.
Татка сказала решать самой, и я решила. Ребенка оставляю. Денису скажу сразу, как только попаду на свидание.
Дарья Георгиевна говорит, он там решил, что я ему ничем не обязана.
Но разве дело в обязанности? Нет. Вовсе нет.
Я сама не хочу и не могу его вот так бросить. К тому же мы теперь связаны намного сильнее, чем раньше.
Проходит еще две недели, прежде чем я еду к Дену на свидание.
Я ему не жена и не родственник. Такие свидания если и допускаются, то, чтобы их добиться, нужно пробить головой потолок.
Поэтому в этих вопросах нам поспособствовал Таткин знакомый. За что я ему безмерно благодарна.
Отец Дениса тоже многое делает по своим так называемым каналам, но он уже давно не носит погон, а бывшие «друзья» не спешат протягивать руку.
Застегиваю пуговицы на джинсах и надеваю широкий светлый свитер.
Делаю макияж и укладку. Хочется быть красивой. А когда приезжаю, мне сообщают, что Соколов отказался от свидания…
79Денис
День сурка на протяжении последних пары месяцев. Ничего не меняется.
Если сначала была какая-то призрачная вера в лучшее, то сейчас…
Изначально все, что происходит, было провальным. Слишком много «но». Так бывает, когда все сваливается в одну кучу. От смерти деда до колючего забора за окном.
На этом суде, как и на нескольких до него, эмоций не было. Там только два варианта развития событий: посадят или нет. Остальное — побочки в виде условки или продления расследования.
До последнего надеялся, что, возможно, случится чудо и суд разберется. Или же захочет разобраться во всем этом дерьме. Но наша судебная система выстроена весьма странным образом…
А теперь… они все усугубляют. Искусственно затягивают. Не собираются ничего нормально расследовать.
Понимание своей невиновности и того, что тебе приходится отвечать по закону за то, чего не совершал, вводит в адский диссонанс.
Иногда ловлю себя на мысли, что, может, действительно, все это моих рук дело…
Крыша улетает на раз. Башка постоянно забита мыслями, а если бы…
Если бы в тот день не пошел на пробежку. Если бы проигнорировал ту троицу с девчонкой. Если бы дело вел другой следователь или я согласился слить бой «пиджакам».
Что было бы сейчас?
Ответов нет.
И это мучает.
Как и то, что вся жизнь полетела под откос.
Ксюха опять пришла на суд. Я видел ее взгляд. Снова запуганный, затравленный. Но там, где-то глубоко внутри, в ней таилась надежда. Она верила. Я не верил, а она…
Когда мне сообщили о свидании и уведомили, кто приехал, — я отказался.
Не вижу смысла растягивать эту агонию. Восемь лет. Даже если срок скостят… какой в этом смысл? Сколько лет до этого я пробуду в СИЗО? Никто не шевелится делать хоть что-то.
Ей девятнадцать лет. Зачем девчонке ее возраста это нужно?
Я не обвиняю. Я не хочу обжечься в дальнейшем. Ведь все мы понимаем, что обещания не вечны. Любовь растворяется во времени.
Может быть, я трус. Но вот так вот решил заранее обезопасить себя от боли.
После отбоя звоню матери. Телефон у меня есть. Да и достать его тут несложно.
Особо «трудолюбивые» сотрудники могут занести презент, главное — заплатить.
Попадаться с «игрушкой» не стоит. Ничем хорошим не закончится.
Слушаю гудки, параллельно оценивая ситуацию вокруг. Со временем начинаешь различать каждый шорох.
— Ксюша беременна, Денис.
Она говорит это без приветствия и подводок. Сразу. Бьет наотмашь.
— Что? — свожу брови. Я слышал, что она сказала, но понимание всегда приходит похоже. Сначала ты испытываешь шок. Растерянность. Потом начинаешь чувствовать дикую злость на себя самого.
Жалеть о содеянном. Она приехала сегодня ко мне, а я…
— Она хотела рассказать тебе лично. Просила меня не проболтаться о малыше. Зря я ее послушала. Она как вернулась, целый день в комнате лежит. Плачет и в одну точку смотрит. Видеть никого не хочет.
Последние слова в маминой пламенной речи размываются. Я слышу, что она говорит, но как-то тихо. Будто бы очень далеко.
Ксю беременна. От меня.
Сейчас, в тот момент, когда все катится в ад…
— Какой у нее срок?
— Десять недель. Она уже была на УЗИ. Я сегодня виделась с адвокатом, он говорит, что нужно менять следователя. Иначе ничего не выйдет. Паша и папа ищут ту девицу. Ей заплатили или запугали…
— Я понял.
Киваю, крепче сжимая телефонную трубку. После новости о Ксю внутри разгорается пожар. Он поглощает все дурные мысли. Губит способность жалеть себя. Перерождает.
Остальное становится неважным.
В голове мгновенно выстраиваются цели. Намечается план действий. В памяти всплывает то, о чем я сам давно забыл.
Нужно связаться с Вяземским. Мой давний друг еще по академии, в которую меня засовывал отец в юношеские годы. Именно к Климу я летал на Камчатку. Он как-то рассказывал об одном московском следаке, с которым ему довелось работать. Чувак не берет взяток и действительно топит за справедливость. За двенадцать лет работы его никто не смог прогнуть. Благодаря своей дотошности он раскрывал такие дела, которые по семь лет «глухарями» висели. Если бы подключить его к моему делу…
