Император кивнул, а вслух сказал:
— Ваша просьба достойна уважения. Считайте, что они прощены. А теперь ответьте мне, о чём думали, подписывая закон.
— Мой Император. Я думал о своей савари.
Высшие ке-тари, сидевшие за столом, обменивались друг с другом многозначительными взглядами. В глазах большинства из них я видел осуждение. И тем не менее никто не решался произнести ни единого слова против. Пока молчал Император.
— Вот как? — переспросил Ашенафи. — Объяснитесь.
Я ещё тогда, во время нашего с Мариной визита на Тариону понял, что моя савари запала Императору в душу. А сейчас заметил, как дрогнул уголок его губ.
— Ни для кого не секрет, что месяц назад в моём доме появилась третья савари. Такие отношения были для меня не в новинку. И я знал, как следует вести себя и регулярно делал инъекции. Но однажды я начал замечать странности.
— И что же это были за странности? — спросил Император.
Я внимательно посмотрел на Императора, гадая, известно ли ему о проекте «Покорение», и чего будет стоить мне это признание. Он слушал спокойно и не был похож на того, кто скрывал тайну. Скорее на того, кто был заинтересован.
Мне даже подумалось, что в отношениях со своей савари Император тоже прошёл через эти странности. Та женщина давно умерла, а он так и не узнал, что она была его парой.
И тогда я продолжил:
— Сначала на меня перестал действовать препарат, и появилась агрессия. Затем я изменился внешне, и наружу вырвалась вторая, звериная сущность ке-тари. А теперь я могу сам, по своему усмотрению управлять зверем внутри. И ещё моя савари может смотреть на меня без последствий.
— Это невозможно, — осторожно высказался один из высших.
— Согласен, враньё! — поддакнул другой.
Но были и те, кто молчали, уткнувшись взглядом в пол. И я не сомневался, что они мне верили. Оставалось лишь, чтобы поверил Император.
Мне был известен только один способ убедить его и остальных.
Я активировал браслет и нашёл сохранённые сведения, обнаруженные в императорском архиве. После чего набрал личные номера всех высших, находившихся в зале, включая Рисая и Императора, и отправил данные.
Кто-то из высших принялся изучать информацию сразу. Кто-то даже не открыл сообщение. В числе таких был Рисай.
Император лишь бегло взглянул…
Внутри у меня похолодело. Я понял, что совершил ошибку. Круран Ашенафи всё знал.
А тем временем, пока я пытался представить, каким именно способом меня казнят, Император окинул членов правления взглядом.
— Я желаю, чтобы остались наместник и командующий. Остальные пока свободны.
Высшие ке-тари покидали зал неохотно. Но всё же вскоре мы остались только втроём.
— Сядьте, Керташ, — приказал Ашенафи.
За столом было много свободных мест, но я продолжал стоять.
— Простите, мой Император. Я готов к любому наказанию.
Император устало махнул рукой.
— Не торопитесь умереть. Для начала вам придётся расхлебать всё, что вы сегодня заварили. — Он усмехнулся. Поднялся из-за стола, подошёл к окну и, уставившись вдаль, задумчиво, произнёс: — А я ведь чувствовал, что ваша савари не просто так отплясывала. Но я даже благодарен в какой-то степени. Давно надо было рассекретить… Скоро информация станет достоянием общественности. Вам как наместнику будет очень непросто бороться с последствиями.
— Как наместнику? — следом за ним с места вскочил Рисай. — Ты же не собираешься оставить его?
— Вообще-то собираюсь, — совершенно спокойно отозвался Император. — Во всяком случае, пока я не вижу более достойной кандидатуры.
— Но… Дядя, Эл нарушил закон! — никогда ещё на моей памяти Рисай не был так настроен против меня. — Он толкнул моих воинов на дезертирство, и они до сих пор не вернулись. А ты оправдываешь его? Если проблема только в том, чтобы найти замену…
— Довольно, Рисай! — резко отвернувшись от окна, прервал Ашенафи племянника. — Я слишком долго терпел твои выходки. Но больше не намерен!
Рисай, когда-то называвший себя моим другом, приблизился к Императору.
— То есть ты не накажешь его? Ты стал так мягок, дядя. Это закончится тем, что подданные сядут тебе на шею и будут…
Всё произошло так внезапно, что я не сразу сообразил.
— Неблагодарный щенок! — Звонкий звук пощёчины эхом прокатился по пустому залу. — Ты надумал учить Императора править?! Или считаешь меня глупцом?
— Нет, — всхлипнул Рисай, держась за левую половину лица. — Я никогда бы не посмел…
— Думаешь, я слепец и не вижу, как ты ради власти готов засунуть в петлю чужую голову?! А знаешь, что больнее всего рвёт мне сердце, Рисай?
— И что же?
Не знаю, расслышал ли Император, но лично я уловил в голосе Рисая вызов.
— Ты всегда был для меня больше чем племянником. Я возлагал на тебя все свои надежды. Считал родным сыном. Но пора признать, что я ошибся. Мой сын никогда не предал бы друга! Пора тебе, Рисай, научиться отвечать за свои поступки.
— О чём ты говоришь? — уставился он на Императора.
— О том, что за свои козни ты будешь наказан. — Ашенафи посмотрела на нас по очереди. Сначала на племянника, а после на меня. — А поскольку задета честь наместника, наказание для тебя выберет он.
— Что?! — Рисай в ужасе вытаращил глаза на Императора.
А я, не задумываясь, чётко и уверенно вынес приговор:
— Изгнание!
— Да вы оба с ума сошли! — заорал Рисай. — Элрой, не смей! Я знаю, ты мстишь мне за Хлою. Но поверь, я пальцем её не тронул!
Император молчал и только с нескрываемым презрением и разочарованием смотрел на племянника.
А я решил идти до конца. И, не обращая внимания на крики и проклятия, сыпавшиеся на мою голову от бывшего друга, холодно процедил:
— В течение двадцати четырёх часов ты отправишься в поселение в районе При́зон. Тебе запрещено брать савари и покидать район без моего разрешения.
— Но это район для преступников! — В попытке обрести защитника в лице Императора, Рисай бросился к нему. — Не нужно, я усвоил урок.
— Теперь не я решаю твою участь, Рисай. — Император дважды хлопнул в ладоши, и в зале, как по волшебству появились двое охранников.
Рисай не стал ждать, пока его выведут из зала силой. Гордо вскинув голову, он сам направился в их сторону. Но, проходя мимо меня, бывший друг неожиданно остановился.
— Запомни этот день, Керташ, — не поворачивая головы, прошипел он. — Не знаю, когда и как, но ты заплатишь мне за него.
— Не сомневаюсь, — ответил я равнодушно.
