Примерно через час, когда мы выпили несчетное количество чашек слабого чая и отвратительного кофе, доктор Бирн вышел из палаты Подрига.
– Валери, – сказал он мне, махая рукой. – Если хочешь, можешь зайти.
То, как он это сказал, заставило меня забеспокоиться. Я посмотрела на Агнессу, Майора и Хеми и пошла в палату.
– Он немного сонный. Это от лекарств, – прошептал доктор, когда мы остановились около двери. – То, что случилось, очень травмировало его. Тебе нужно проявить терпение.
– Он в последнее время был очень угрюмым, – сказала я. – Я переживала, что нечто подобное с ним произойдет.
Он мрачно кивнул.
– Да, все объяснимо. Он сейчас рассержен, и это вполне справедливо. Сначала стресс от потери отца, потом стресс от того, что случилось на похоронах. Слишком много факторов. А стресс всегда провоцирует проявление симптомов у тех пациентов, у которых случаются рецидивы. В его случае произошло усиление воспалительного процесса в глазах, и он потерял зрение. Он и сейчас видит не очень хорошо, но, когда отек спадет, зрение вернется. Проблема в другом: он не верит, что у него все будет хорошо, что он придет в норму. И вот с этим нам нужно что-то делать.
Я кивнула, сделала глубокий вдох и вошла в палату.
Там был полумрак, и я снова вспомнила события прошлой недели, но теперь, вместо умирающего Колина, на кровати сидел Подриг с видом мученика. На нем был больничный халат, к телу были присоединены провода, и он сидел, вцепившись в одеяло так, словно это был его спасательный круг.
Думаю, в его представлении так оно и было.
– Подриг, – тихо сказала я и подошла к нему. – Это я. Валери.
Я встала рядом и посмотрела на него.
Глаза его были зажмурены, рот искривился в гримасе. Он казался бледнее, чем обычно, а вены на его руках и шее были вздуты.
Я осторожно прикоснулась к его руке, и он вздрогнул.
– Это я, – снова сказала я.
– Уходи, – грубо ответил он и облизнул сухие губы.
– Подриг, – попыталась я вновь, сжимая его руку. – Все в порядке. Ты поправишься. Врачи…
– Пошли они к черту, эти врачи. Что они вообще знают?
Он открыл глаза и посмотрел на меня. Глаза были красными, уставшими, и по тому, как он пытался сфокусировать на мне взгляд, я поняла, что он еще недостаточно четко меня видит.
– Это же я, – сказала я снова.
– Хватит повторять одно и то же, – ответил он. – Что ты хочешь?
Помни, что сказал доктор.
– Я просто хотела тебя увидеть, – сказала я слегка дрожащим голосом. – Я хотела убедиться, что ты в порядке. Подриг, я так испугалась. Очень испугалась.
Он вздохнул и закрыл глаза.
– И как, по-твоему, я себя чувствую? Как я могу себя чувствовать? – заскрипел он зубами. – И вообще, к чему все эти разговоры?
Я растерялась.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я.
– Я про твои разговоры о жизни, – почти прорычал он. – Нет у меня никакой жизни. Это не жизнь, а наказание. Наверное, я его заслужил.
– Это вовсе не наказание, – сказала я. Мне было очень тяжело видеть его в таком разбитом состоянии. Это меня безумно тревожило. – Я знаю, что будет трудно, но мы справимся.
– Мы, – повторил он с сарказмом.
Сердце мое заколотилось. «Бам, бам, БАМ» – оно стучало, словно барабан в груди.
– Да, – сказала я. – Мы. Мы вместе со всем справимся.
– Нет, – открыв глаза и глядя прямо перед собой ответил он. – Я не собираюсь ни с чем справляться. И ты тоже. – Он с болью посмотрел на меня. – Просто уезжай домой, Валери. Возвращайся в Америку.
Я покачала головой.
– Я никуда не поеду.
– Но если я хочу, чтобы ты уехала?
Я пошатнулась от этих слов и отпустила его руку.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что тебе нужно возвращаться домой. Туда, где твой настоящий дом.
– Но почему? – спросила я, чувствуя, как паника начинает овладевать мною. Этого не должно произойти. Только не это. Разве он не знает, что мой настоящий дом только рядом с ним?
– Потому что мне нужно, чтобы ты уехала.
– Я не понимаю, Подриг. У тебя просто случился рецидив. Ты только что потерял отца. Я не собираюсь бросать тебя. Даже смешно, если ты думаешь, что я куда-то поеду.
– Будет смешно, если ты останешься. – Он сглотнул и холодно посмотрел на меня. Я не знаю, возможно, он хотел так защититься. Но я точно знала, что все, что он сейчас скажет, причинит мне боль. – Рано или поздно ты все равно уедешь. Сейчас ты со мной, а что будет через год, когда мне понадобится палочка, чтобы передвигаться? А что будет через несколько лет, когда мне понадобится скутер? Что будет, когда я начну ходить в туалет под себя? Ты будешь мучиться рядом со мной, желая лишь одного – освободиться от моего присутствия. – Он замолчал и облизанул губы. – Поэтому я даю тебе свободу сейчас.
Я лишь молча качала головой, не в силах поверить в то, что он говорил, ведь он верил в то, что говорил.
– Нет. Я не согласна и не принимаю твое предложение.
– Ты не уедешь, даже если я прошу тебя об этом? Я прошу тебя уехать сейчас и покончить с нашей историей. Ты все равно не уедешь?
– Нет, – ответила я. Комок стоял у меня в горле. – Я не уеду. Я люблю тебя.
– Ты понятия не имеешь, что говоришь, – прорычал он, и мне стало страшно от той злобы, которой был наполнен его голос. – Ты думаешь, что любишь меня, но это не так. Как ты можешь меня любить? Как можно любить такого неудачника? Зачем тебе взваливать на свои плечи такую обузу и нести ее до конца своих дней?
– Я люблю…
– Нет! – закричал он, и монитор показал, как участился его пульс. – Ты ни черта не понимаешь! Ты меня даже толком не знаешь. Мы познакомились всего месяц назад, и вдруг тебе показалось, что ты меня любишь. Я втянул тебя в эту историю, а потом ты узнала, что у меня неизлечимая болезнь, и это загнало тебя в ловушку. Я не виню тебя. Ты чувствуешь себя обязанной остаться со мной, потому что, если уедешь, будешь выглядеть предательницей. Вот в чем дело, и ты сама все это прекрасно понимаешь.
Я сидела, приложив руку к груди в том месте, где было сердце; и сейчас оно сжималось от боли. Я едва сдерживала слезы.
– Нам лучше поговорить об этом позже. Когда тебе станет лучше.
– Мне. Никогда. Не. Станет. Лучше, – ответил он, выплевывая каждое слово по отдельности. – Ты что, этого еще не поняла?
Я вздохнула, стараясь держать себя в руках.
– Я имею в виду, когда тебе станет лучше после того, что было сегодня. Скоро зрение вернется к тебе, и…
