Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Инспектор полиции разговаривает со сторожами, затем поворачивается к нам и говорит, что он позвонил владельцу квартиры в пентхаусе, где работал Варун.
– Владельца сейчас нет, но мы все проверим, уверяю вас, – говорит он. – Пожалуйста, помните, тут живут важные люди. Давайте сведем шум к минимуму.
Мы снова ждем. Пари узнает от кого-то, что квартира в пентхаусе означает самая-самая лучшая квартира.
«Убереги мою дочь», – молится Ма рядом со мной. Она повторяет молитву девять раз, как делала весь день.
Я смотрю вверх. Я представляю, как Руну-Диди распахивает окно на балконе самой верхней квартиры и прыгает, и мы все бежим, чтобы поймать ее, прежде чем она ударится головой о землю.
Подъезжает еще один полицейский фургон. Констебли неторопливо прохаживаются, как будто гуляют по парку.
– Что случилось с этим парнем, Варуном? С его женой? – останавливает Пари одного из них.
– Их посадили, – отвечает констебль. – Они больше никогда не увидят небо.
– Да кому охота видеть такое небо? – говорит его друг и смеется. – Оно полно отравы. В тюрьме им лучше – не будут дышать этим воздухом.
Толпа у «Золотых ворот» растет. Я не знаю, откуда прибывают люди, из нашей ли они басти или из другого места.
Сторожи впускают серебристую машину размером с джип, но она останавливается сразу за воротами. Пари, Фаиз и я пихаемся и пробиваемся к ограде, чтобы видеть, что происходит. Ма, мама Пари и Ваджид-Бхай идут с нами.
Из машины выходит женщина, одетая в бело-золотистый сальвар-камиз, шелковистые черные волосы падают ей на плечи, на ногах у нее сандалии на каблуках, высоких, как карандаши. В левой руке она сжимает черную сумочку, а в правой – мобильный телефон. Инспектору позволено поговорить с ней. Я не вижу лица женщины отчетливо. Она машет руками в нашу сторону, на толпу из басти, и продолжает звонить и отвечать на звонки по мобильному.
Становится темнее. Инспектор заканчивает свой разговор с женщиной и выходит за ворота. Ее машина-джип исчезает за стенами. Сторож предлагает инспектору пластиковый стул, и инспектор встает на него, как на пьедестал. Констебли крепко держат стул за ручки и спинку.
– Мадам ужаснулась и опечалилась, узнав о трагедии в вашем поселении в трущобах, – говорит инспектор. – Она очень важный человек, друг нашего полицейского комиссара. – Инспектор прикасается к загнутым вверх краям густых усов, разводя большой и указательный пальцы в стороны. Стул качается, констебли хватаются за него еще крепче. – Эта добропорядочная гражданка не имеет никакого отношения к исчезновениям. Однако из любезности мадам примет меня в своей квартире, которая, как она говорит, была куплена совсем недавно в качестве инвестиции. Мадам нечасто останавливается здесь, потому что у нее несколько квартир. Мадам совершила ошибку, наняв преступника, который в настоящее время находится у нас в камере предварительного заключения. Пожалуйста, поймите, его семья работает на семью мадам уже три поколения. Они родом из одного места. Когда мадам искала, кто будет приглядывать за этой квартирой, ей назвали его имя. Нанять его – было ее единственной ошибкой. Она глубоко сожалеет об этом. И сейчас мадам достаточно великодушна, чтобы позволить мне войти без ордера. Мы все тщательно проверим. Мы просим вас о сотрудничестве. Если мы что-нибудь найдем, то немедленно сообщим вам об этом.
Слишком длинная речь всех растревожила. Бормотание несется сквозь толпу, кружится, набирает силу и превращается в крик.
– Нет, – говорит кто-то, поднимая кулак.
– Мы должны увидеть своими глазами, не держит ли этот монстр мою дочь связанной там внутри, – говорит Папа. Он стоит возле поста сторожей у въездных ворот.
Папа Аанчал, и гладильщик-валла, и Пьяница Лалу, и аббу Кабира-Хадифы соглашаются и такими же громкими голосами требуют, чтобы их тоже впустили. Констебли помогают инспектору спуститься со стула. Он звонит по телефону. Затем объявляет, что мадам, конечно, великодушная и добрая женщина, но она не может позволить всякому сброду шататься по ее квартире, которая стоит от пяти до десяти крор.
– Позвольте нам делать нашу работу, – говорит он. – Пожалуйста, просто подождите тут.
– Сколько нулей в десяти крорах? – спрашивает Фаиз у Пари, пока инспектор и констебли заходят в ворота.
– Восемь, – говорит она. Ей не нужно считать на пальцах.
Рана на моей ладони жжется. Я стою в стороне от всех, слезы текут по щекам. Я чувствую себя таким одиноким. Брат и сестра Бахадура хотя бы остались друг у друга.
– Как и ожидалось, дом мадам пуст, – говорит инспектор, выходя.
– Где моя Руну? – кричит Ма.
– Где Чандни? – спрашивает мама Чандни.
Другие люди подбирают ее слова и наши слова и бросают их в инспектора: «Чандни-Руну, Аанчал-Омвир, Бахадур-Кабир-Хадифа, где они, где они?»
– Их здесь нет, – говорит инспектор. – А сейчас я предлагаю вам разойтись, в противном случае мы будем вынуждены принять меры.
– Вы ничего не сделали для нас, – кричит гладильщик-папа Омвира. – Ничего. Вы так и не стали искать наших детей.
– Ничего из этого не случилось бы, если бы вы послушали, – говорит папа Аанчал.
– Послушали, – вторит Пьяница Лалу.
Я слышу, как что-то разбивается. Это камень попал в фару полицейского джипа. Кто его бросил? В воздух зигзагом взлетает ветка, мои глаза следуют за ней, пока она не сбивает фуражку с головы инспектора. Люди швыряют все, что могут, в полицию, сторожей и в балконы квартир.
Один камень попадает в лоб сторожу, и кровь из него хлещет, как вода из широко открытого крана. Другие сторожа надувают щеки и свистят в свистки, висящие на шеях. Повсюду толкотня, и распихивание локтями, и драки. Нас с Пари и Фаизом сминают, словно тесто-атту. Мамины руки крепко сжимают мои пальцы. Папу я не вижу.
Люди опрокидывают клетки вокруг растений, обламывают ветви и, тряся ими, как копьями, наступают на сторожей. Полицейские машут дубинками. Мы проталкиваемся сквозь них и, поскольку нас очень много, им не удается нас остановить. Мы перепрыгиваем через барьеры, проходим сквозь посты сторожей, распахиваем ворота. Мы вбегаем в них: Ма, и Ма Пари, и Пари, и Фаиз, и Ваджид-Бхай, и я. Я понятия не имею, что нам теперь делать.
– Руну должна быть здесь, – говорит Ма.
– Сотрем их башню в пыль, – кричит кто-то.
Я слышу сирены, крики, удары дубинок о плоть, хлопки в ладоши и плач людей, прижимающих шарфы, и шапки, и маски-платки к кровоточащим головам, рукам и ногам. Стайки хайфай-людей выскакивают на балконы, снимая нас на телефоны. Сквозь стекло дверей, которые ведут в холл «Золотых ворот», я вижу группу женщин из нашей басти, которые, должно быть, работают в здании.
С потолка свисает золотая люстра, а два бело-золотых вентилятора вращаются по обе стороны от нее. Пол белый и глянцевый, как зеркало. Высокие растения ветвятся в белых горшках по углам, их листья такого богатого зеленого оттенка, какого я никогда раньше не видел, даже на деревьях в деревне Наны и Нани или Дады и Дади.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
