Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Увидев нас, он отвернулся.
Ван Гань непринужденно заговорил, чтобы разрешить неловкую ситуацию:
– Великий рыцарь, что приключилось? С мельницами сражался? Или с соперником на дуэли?
– Просто представить не могу, как тебя угораздило под полицейскую машину попасть! – сокрушался Ли Шоу.
– Изображать кого-то он мастер, рыцарем прикинется и не станет разговаривать с нами, – заявила Львенок, обвиняя во всем Ли Шоу. – И тебя дурачком выставляет.
– Какой же он дурачок? – возразил Ли Шоу. – Он принц, прикидывающийся сумасшедшим.
Тот вдруг разрыдался в голос. Уткнулся отвернутым лицом еще ниже, подергивая плечом и царапая здоровой левой рукой стену.
В палату влетела высокая худая медсестра. Обвела нас ледяным взглядом, потом похлопала по изголовью кровати и строго сказала:
– Номер девять, не скандалить.
Плач тут же прекратился, он повернул голову в исходное положение и уставился на нас мутным взглядом.
Указав на букет цветов, который мы поставили на тумбочку у кровати, медсестра брезгливо принюхалась и приказным тоном заявила:
– По правилам больницы приносить в палаты цветы не разрешается.
– Что это за правила такие? – недовольно фыркнула Львенок. – Даже в крупных больницах Пекина нет такого.
Медсестра, очевидно, не сочла нужным препираться со Львенком и обратилась к Чэнь Би:
– Скажи своим родственникам, чтобы срочно оплатили счет, сегодня последний день.
– Это что за отношение? – возмутились мы.
– Рабочее, – скривила рот та.
– Совсем ничего человеческого не осталось? – сказал Ван Гань.
– Я передаю, что мне сказано. А если вы такие человечные, помогите ему заплатить за лечение. Думаю, заведующий вручит каждому из вас медаль, на которой будет написано большими иероглифами: «Образец человеколюбия».
Ван Гань хотел еще что-то сказать, но Ли Шоу остановил его.
Медсестра сердито удалилась.
Мы обменялись растерянными взглядами, прикидывая про себя: с такими тяжелыми ранениями счет Чэнь Би за лечение наверняка будет ого-го какой.
– Вы зачем меня сюда запихнули? – с ненавистью осведомился Чэнь Би. – Помер бы и помер, ваше-то какое собачье дело? Если бы не вы, давно бы уже откинулся, и не нужно было бы валяться здесь и мучиться.
– Вовсе не мы тебя спасли, – сказал Ван Гань. – Это полицейский, что тебя сбил, вызвал по телефону «Скорую».
– И сюда меня запихнули тоже не вы? – презрительно хмыкнул он. – Чего же вы тогда заявились? Пожалеть меня? Выразить сочувствие? Очень мне это надо. Давайте быстро проваливайте и цветочки ваши, какой-то отравой опрысканные, забирайте – так от них несет, что голова пухнет. Хотите помочь с платой за лечение? Так я вообще в этом не нуждаюсь. Я – благородный рыцарь, государь у меня в близких друзьях и государыня в зазнобах, эти пустяшные расходы, знамо дело, из казны покроют. Хотя государь с государыней моих счетов в ресторанах не оплачивают, в вашей благотворительности я тоже не нуждаюсь. У меня две дочери, красавицы писаные, обе как сыр в масле катаются, если не государыни, так принцессы, у них через руки столько денег проходит, что всю эту больницу с потрохами купить можно!
Мы, конечно, поняли, сенсей, почему Чэнь Би так бахвалится. Он на самом деле притворялся сумасшедшим, но все, что творилось у него на душе, было видно как на ладони. Изображают безумие уже по инерции, а когда это продолжается долго, и сами становятся на треть безумными. И нас, пришедших навестить его вслед за Ли Шоу, на самом деле тоже охватило волнение. Ну ладно принести пару букетов цветов, ну прийти сказать пару добрых слов, даже поднести несколько сотен юаней – все это без вопросов. Но взять на себя огромную сумму расходов на лечение, это уже слегка… Ведь в конце концов Чэнь Би нам никакой не родственник, да еще в таком состоянии. Вот был бы он человек нормальный… В общем, сенсей, хоть нам и чувства справедливости хватало, и в участливости мы недостатка не испытывали, но ведь в конечном счете человек самый заурядный, да и не доросший по степени благородства до уровня отдельного человека в обществе, которому оказывают щедрую помощь. Поэтому своим бредом Чэнь Би поставил нас в благоприятные условия, позволил, как говорится, гнать осла вниз по склону. Мы воззрились на позвавшего нас Ли Шоу. Тот почесал в затылке:
– Ты, почтенный, не волнуйся и выздоравливай, сбили тебя полицейские, на них и вся ответственность ложится, в крайнем случае мы еще подумаем, как быть…
– Проваливайте, – откликнулся Чэнь Би. – Могла бы моя рука держать копье, надавал бы каждому по тупой башке.
Тут самое время уходить, чего еще ждать? Мы собрали эти опрысканные какой-то дрянью цветы и собрались было на выход. Но не ушли, потому что в это время в палате появилась та самая тощая медсестра в сопровождении мужчины в белом халате. Она представила его нам как заместителя заведующего по финансовым вопросам, а нас – как родственников больного с девятой койки. Зам по финансам перешел прямо к делу и предъявил счет. По его словам, расходы на оказание Чэнь Би срочной помощи и на лечение уже составили двадцать с лишним тысяч юаней. Он неоднократно подчеркнул, что это калькуляция по себестоимости. Если же подсчитывать по установившейся практике, эта сумма далеко не предел.
Чэнь Би при этом все время выкрикивал:
– Подите вон, ростовщики-спекулянты, подонки, жирующие на мертвецах, я вас знать не знаю. – Он мог размахивать лишь одной рукой, стучал ею по стене, нащупал стоявшую на тумбочке вазу и швырнул в кровать напротив, угодив в смертельно больного старика под капельницей. – Вон, этой больницей заправляет моя дочь, она вас всех принимала на работу, одно мое слово, и эта ваша чашка риса разлетится вдребезги…
И вот посреди этого бесконечного скандала, сенсей, в палату вошла женщина в черном платье и с лицом, закрытым черной вуалью. Даже без моих объяснений вы, сенсей, можете догадаться, кто это такая. Да, младшая дочь Чэнь Би, та самая Чэнь Мэй, что избежала гибели при пожаре на фабрике мягкой игрушки, но осталась с изуродованным лицом.
Чэнь Мэй вплыла в палату, как призрак. Черное платье и вуаль привносили некую таинственность, а также будто сумрак тюрьмы. Шум тотчас прекратился, словно отключился источник питания механизма, который весь этот шум издавал. Остыла даже разгоряченная атмосфера. На магнолии за окном нежно расчирикалась на все лады какая-то птица.
Лица ее не было видно, не проглядывало и ни единого участка кожи на теле. Мы видели лишь ее высокую худощавую фигуру, изящные руки и ноги, фигурка как у модели. Естественно, мы поняли, что это Чэнь Мэй. Нам со Львенком, конечно, вспомнилось, какой она была двадцать с лишним лет назад девчушкой в пеленках. Кивнув нам, она обратилась к заму заведующего:
– Я его дочь, все его долги я верну!
Сенсей, у меня в Пекине есть приятель, специалист ожогового научного центра при триста четвертой больнице академического уровня. Так он мне как-то сказал, что душевные мучения ожоговым больным гораздо труднее переносить, чем физические страдания. После того как они первый раз видят в зеркале свое обезображенное лицо, это страшное потрясение и ужасные страдания трудно выдержать. Чтобы жить дальше, таким людям необходимо невероятное мужество.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
